2024 - Задание 02

Мы обращаемся к темы "Тропы". Предлагаю вам сначала прочитать вот здесь статью М.Л.Гаспарова "Средневековые латинские поэтики в системе средневековой грамматики и риторики" (найдите её по оглавлению):
ССЫЛКА

После этого я предлагаю вам применить полученные знания на практике,
1) выделив в нижеприведенных стихотворениях разные виды тропов (и классифицировав их):

а) Георг Тракль, "Сказка"

Разбрызгала ракета жёлтый зной;
в старинном парке маскарад шумливый.
И небом отражён ландшафт тоскливый,
а в роще фавн гогочет, как чумной,

осклабившись в ухмылке золотой.
В клоповнике шмелиный гуд глумливый.
Рысит мужик на лошадёнке сивой.
Пылает тополей неясный строй.

Лежит утопшее в пруду дитя,
как ангелок, накрытый занавеской,
и щурится от облачного блеска.

С ведром старуха тащится, кряхтя,
полить цветы поникшего газона.
А у калитки шёпот вьётся сонно.

б) А.Блок, ст. 1904 г.

Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил,
Серо-каменное тело
Кровью солнца окатил.

Стены фабрик, стекла окон,
Грязно-рыжее пальто,
Развевающийся локон -
Всё закатом залито.

Блещут искристые гривы
Золотых, как жар, коней,
Мчатся бешеные дива
Жадных облачных грудей,

Красный дворник плещет ведра
С пьяно-алою водой,
Пляшут огненные бедра
Проститутки площадной,

И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.

2) точно так же выделив тропы в прозаическом тексте предыдущего занятия!

3) найдите небольшой текст или фрагмент большого текста, содержащий тропы. Приведите его, выделив тропы.

P.S. Также полезно обратиться к дополнительной литературе по теме. Это статьи авторов:
1) Ортеги-и-Гассет и 2) Лакофф + Джонсон. Они здесь:
https://yadi.sk/i/aer873ItNN9xAQ

Тумская Василиса, 105 г.
а) Георг Тракль, "Сказка"
метафора
сравнение
эпитет
метонимия
Разбрызгала ракета жёлтый зной;
в старинном парке маскарад шумливый.
И небом отражён ландшафт тоскливый,
а в роще фавн гогочет, как чумной,
 
осклабившись в ухмылке золотой.
В клоповнике шмелиный гуд глумливый.
Рысит мужик на лошадёнке сивой.
Пылает тополей неясный строй.
 
Лежит утопшее в пруду дитя,
как ангелок, накрытый занавеской,
и щурится от облачного блеска.
 
С ведром старуха тащится, кряхтя,
полить цветы поникшего газона.
А у калитки шёпот вьётся сонно.
 
б) А.Блок, ст. 1904 г.
метафора
сравнение
эпитет
метонимия
 
 
Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил,
Серо-каменное тело
Кровью солнца окатил.
 
Стены фабрик, стекла окон,
Грязно-рыжее пальто,
Развевающийся локон -
Всё закатом залито.
 
Блещут искристые гривы
Золотых, как жар, коней,
Мчатся бешеные дива
Жадных облачных грудей,
 
Красный дворник плещет ведра
С пьяно-алою водой,
Пляшут огненные бедра
Проститутки площадной,
 
И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.
 
 
                                       Михаила Зощенко "Аристократка"
метафора
сравнение
эпитет
метонимия
 
Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать:
— Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
А в своё время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то всё и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всём объёме.
А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золочёный.
— Откуда,— говорю,— ты, гражданка? Из какого номера?
— Я,— говорит,— из седьмого.
— Пожалуйста,— говорю,— живите.
И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует?
— Да,— отвечает,— действует.
И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижёт. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц — привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович.
Дальше — больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму её под руку и волочусь, что щука. И чего сказать — не знаю, и перед народом совестно.
Ну, а раз она мне и говорит:
— Что вы,— говорит,— меня всё по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы,— говорит,— как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
— Можно,— говорю.
И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.
На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой — внизу сидеть, а который Васькин — аж на самой галерке.
Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я — на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то её вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошёл. Гляжу — антракт. А она в антракте ходит.
— Здравствуйте,— говорю.
— Здравствуйте.
— Интересно,— говорю,— действует ли тут водопровод?
— Не знаю,— говорит.
И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг её и предлагаю:
— Ежели,— говорю,— вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
— Мерси,— говорит.
И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом, и жрёт.
А денег у меня — кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег — с гулькин нос.
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
Я хожу вокруг неё, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
Я говорю:
— Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
— Нет.
И берёт третье.
Я говорю:
— Натощак — не много ли? Может вытошнить.
А она:
— Нет,— говорит,— мы привыкшие.
И берёт четвёртое.
Тут ударила мне кровь в голову.
— Ложи,— говорю,— взад!
А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.
А мне будто попала вожжа под хвост. Всё равно, думаю, теперь с ней не гулять.
— Ложи,— говорю,— к чёртовой матери!
Положила она назад. А я говорю хозяину:
— Сколько с нас за скушанные три пирожные?
А хозяин держится индифферентно — ваньку валяет.
— С вас,— говорит,— за скушанные четыре штуки столько-то.
— Как,— говорю,— за четыре?! Когда четвёртое в блюде находится.
— Нету,— отвечает,— хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.
— Как,— говорю,— надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно — перед рожей руками крутит.
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
Одни говорят — надкус сделан, другие — нету.
А я вывернул карманы — всякое, конечно, барахло на пол вывалилось,— народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
Сосчитал деньги — в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к даме:
— Докушайте,— говорю,— гражданка. Заплачено.
А дама не двигается. И конфузится докушивать.
А тут какой-то дядя ввязался.
— Давай,— говорит,— я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
— Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег — не ездют с дамами.
А я говорю:
— Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись.
Не нравятся мне аристократки.
 
А. П. Чехов «Жалобная книга»
метафора
сравнение
эпитет
метонимия
Лежит она, эта книга, в специально построенной для нее конторке на станции железной дороги. Ключ от конторки «хранится у станционного жандарма», на деле же никакого ключа не нужно, так как конторка всегда отперта. Раскрывайте книгу и читайте: «Милостивый государь! Проба пера!?» Под этим нарисована рожица с длинным носом и рожками. Под рожицей написано:«Ты картина, я портрет, ты скотина, а я нет. Я — морда твоя».«Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. И. Ярмонкин».«Кто писал не знаю, а я дурак читаю».«Оставил память начальник стола претензий Коловроев».«Приношу начальству мою жалобу на Кондуктора Кучкина за его грубости в отношении моей жене. Жена моя вовсе не шумела, а напротив старалась чтоб всё было тихо. А также и насчет жандарма Клятвина который меня Грубо за плечо взял. Жительство имею в имении Андрея Ивановича Ищеева который знает мое поведение. Конторщик Самолучшев».«Никандров социалист!»«Находясь под свежим впечатлением возмутительного поступка... (зачеркнуто). Проезжая через эту станцию, я был возмущен до глубины души следующим... (зачеркнуто). На моих глазах произошло следующее возмутительное происшествие, рисующее яркими красками наши железнодорожные порядки... (далее всё зачеркнуто, кроме подписи). Ученик 7-го класса Курской гимназии Алексей Зудьев».«В ожидании отхода поезда обозревал физиогномию начальника станции и остался ею весьма недоволен. Объявляю о сем по линии. Неунывающий дачник».«Я знаю кто это писал. Это писал М. Д.».«Господа! Тельцовский шуллер!» «Жандармиха ездила вчера с буфетчиком Костькой за реку. Желаем всего лучшего. Не унывай, жандарм!» «Проезжая через станцию и будучи голоден в рассуждении чего бы покушать я не мог найти постной пищи. Дьякон Духов».«Лопай, что дают»...«Кто найдет кожаный портсигар, тот пущай отдаст в кассу Андрею Егорычу».«Так как меня прогоняют со службы, будто я пьянствую, то объявляю, что все вы мошенники и воры. Телеграфист Козьмодемьянский».«Добродетелью украшайтесь».«Катинька, я вас люблю безумно!»«Прошу в жалобной книге не писать посторонних вещей. За начальника станции Иванов 7-й».«Хоть ты и седьмой, а дурак».

Метафора
Эпитет
Метонимия

Георг Тракль, "Сказка"

Разбрызгала ракета жёлтый зной;
в старинном парке маскарад шумливый.
И небом отражён ландшафт тоскливый,
а в роще фавн гогочет, как чумной,

осклабившись в ухмылке золотой.
В клоповнике шмелиный гуд глумливый.
Рысит мужик на лошадёнке сивой.
Пылает тополей неясный строй.

Лежит утопшее в пруду дитя,
как ангелок, накрытый занавеской,
и щурится от облачного блеска.

С ведром старуха тащится, кряхтя,
полить цветы поникшего газона.
А у калитки шёпот вьётся сонно.

б) А.Блок, ст. 1904 г.

Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил,
Серо-каменное тело
Кровью солнца окатил.

Стены фабрик, стекла окон,
Грязно-рыжее пальто,
Развевающийся локон -
Всё закатом залито.

Блещут искристые гривы
Золотых, как жар, коней,
Мчатся бешеные дива
Жадных облачных грудей,

Красный дворник плещет ведра
С пьяно-алою водой,
Пляшут огненные бедра
Проститутки площадной,

И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.

Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать:
— Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
А в своё время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то всё и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всём объёме.
А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золочёный.
— Откуда,— говорю,— ты, гражданка? Из какого номера?
— Я,— говорит,— из седьмого.
— Пожалуйста,— говорю,— живите.
И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует?
— Да,— отвечает,— действует.
И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижёт. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц — привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович.
Дальше — больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму её под руку и волочусь, что щука. И чего сказать — не знаю, и перед народом совестно.
Ну, а раз она мне и говорит:
— Что вы,— говорит,— меня всё по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы,— говорит,— как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
— Можно,— говорю.
И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.
На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой — внизу сидеть, а который Васькин — аж на самой галерке.
Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я — на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то её вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошёл. Гляжу — антракт. А она в антракте ходит.
— Здравствуйте,— говорю.
— Здравствуйте.
— Интересно,— говорю,— действует ли тут водопровод?
— Не знаю,— говорит.
И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг её и предлагаю:
— Ежели,— говорю,— вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
— Мерси,— говорит.
И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом, и жрёт.
А денег у меня — кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег — с гулькин нос.
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
Я хожу вокруг неё, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
Я говорю:
— Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
— Нет.
И берёт третье.
Я говорю:
— Натощак — не много ли? Может вытошнить.
А она:
— Нет,— говорит,— мы привыкшие.
И берёт четвёртое.
Тут ударила мне кровь в голову.
— Ложи,— говорю,— взад!
А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.
А мне будто попала вожжа под хвост. Всё равно, думаю, теперь с ней не гулять.
— Ложи,— говорю,— к чёртовой матери!
Положила она назад. А я говорю хозяину:
— Сколько с нас за скушанные три пирожные?
А хозяин держится индифферентно — ваньку валяет.
— С вас,— говорит,— за скушанные четыре штуки столько-то.
— Как,— говорю,— за четыре?! Когда четвёртое в блюде находится.
— Нету,— отвечает,— хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.
— Как,— говорю,— надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно — перед рожей руками крутит.
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
Одни говорят — надкус сделан, другие — нету.
А я вывернул карманы — всякое, конечно, барахло на пол вывалилось,— народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
Сосчитал деньги — в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к даме:
— Докушайте,— говорю,— гражданка. Заплачено.
А дама не двигается. И конфузится докушивать.
А тут какой-то дядя ввязался.
— Давай,— говорит,— я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
— Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег — не ездют с дамами.
А я говорю:
— Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись.
Не нравятся мне аристократки.

И. А. Бунин «Антоновские яблоки» (I)
...Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, с дождиками в самую пору, в середине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето — осень ядреная»... Помню раннее, свежее, тихое утро... Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и — запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, — непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их сочным треском одно за одним, но уж таково заведение — никогда мещанин не оборвет его, а еще скажет:— Вали, ешь досыта, — делать нечего! На сливанье все мед пьют. И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут — особенно. В шалаше устроены постели, стоит одноствольное ружье, позеленевший самовар, в уголке — посуда. Около шалаша валяются рогожи, ящики, всякие истрепанные пожитки, вырыта земляная печка. В полдень на ней варится великолепный кулеш с салом, вечером греется самовар, и по саду, между деревьями, расстилается длинной полосой голубоватый дым. В праздничные же дни около шалаша — целая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькают красные уборы. Толпятся бойкие девки-однодворки в сарафанах, сильно пахнущих краской, приходят «барские» в своих красивых и грубых, дикарских костюмах, молодая старостиха, беременная, с широким сонным лицом и важная, как холмогорская корова. На голове ее «рога», — косы положены по бокам макушки и покрыты несколькими платками, так что голова кажется огромной; ноги, в полусапожках с подковками, стоят тупо и крепко; безрукавка — плисовая, занавеска длинная, а понева — черно-лиловая с полосами кирпичного цвета и обложенная на подоле широким золотым «прозументом»...— Хозяйственная бабочка! — говорит о ней мещанин, покачивая головою. — Переводятся теперь и такие...

Метафора - фиолетовый
Эпитет - красный
Сравнение - синий
Ирония - желтый

а) Георг Тракль, "Сказка"

Разбрызгала ракета жёлтый зной;
в старинном парке маскарад шумливый.
И небом отражён ландшафт тоскливый,
а в роще фавн гогочет, как чумной,

осклабившись в ухмылке золотой.
В клоповнике шмелиный гуд глумливый.
Рысит мужик на лошадёнке сивой.
Пылает тополей неясный строй.

Лежит утопшее в пруду дитя,
как ангелок, накрытый занавеской,
и щурится от облачного блеска.

С ведром старуха тащится, кряхтя,
полить цветы поникшего газона.
А у калитки шёпот вьётся сонно.

б) А.Блок, ст. 1904 г.

Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил,
Серо-каменное тело
Кровью солнца окатил.

Стены фабрик, стекла окон,
Грязно-рыжее пальто,
Развевающийся локон -
Всё закатом залито.

Блещут искристые гривы
Золотых, как жар, коней,
Мчатся бешеные дива
Жадных облачных грудей,

Красный дворник плещет ведра
С пьяно-алою водой,
Пляшут огненные бедра
Проститутки площадной,

И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.


Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать:
— Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
А в своё время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и в театр водил. В театре-то всё и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всём объёме.
А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золочёный.
— Откуда,— говорю,— ты, гражданка? Из какого номера?
— Я,— говорит,— из седьмого.
— Пожалуйста,— говорю,— живите.
И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? Действует?
— Да,— отвечает,— действует.
И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижёт. И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц — привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович.
Дальше — больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму её под руку и волочусь, что щука. И чего сказать — не знаю, и перед народом совестно.
Ну, а раз она мне и говорит:
— Что вы,— говорит,— меня всё по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы,— говорит,— как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
— Можно,— говорю.
И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.
На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой — внизу сидеть, а который Васькин — аж на самой галерке.
Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я — на Васькин. Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то её вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошёл. Гляжу — антракт. А она в антракте ходит.
— Здравствуйте,— говорю.
— Здравствуйте.
— Интересно,— говорю,— действует ли тут водопровод?
— Не знаю,— говорит.
И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные.
А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг её и предлагаю:
— Ежели,— говорю,— вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу.
— Мерси,— говорит.
И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом, и жрёт.
А денег у меня — кот наплакал. Самое большое, что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег. А денег — с гулькин нос.
Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
Я хожу вокруг неё, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается.
Я говорю:
— Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
А она говорит:
— Нет.
И берёт третье.
Я говорю:
— Натощак — не много ли? Может вытошнить.
А она:
— Нет,— говорит,— мы привыкшие.
И берёт четвёртое.
Тут ударила мне кровь в голову.
— Ложи,— говорю,— взад!
А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.
А мне будто попала вожжа под хвост. Всё равно, думаю, теперь с ней не гулять.
— Ложи,— говорю,— к чёртовой матери!
Положила она назад. А я говорю хозяину:
— Сколько с нас за скушанные три пирожные?
А хозяин держится индифферентно — ваньку валяет.
— С вас,— говорит,— за скушанные четыре штуки столько-то.
— Как,— говорю,— за четыре?! Когда четвёртое в блюде находится.
— Нету,— отвечает,— хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято.
— Как,— говорю,— надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
А хозяин держится индифферентно — перед рожей руками крутит.
Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
Одни говорят — надкус сделан, другие — нету.
А я вывернул карманы — всякое, конечно, барахло на пол вывалилось,— народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
Сосчитал деньги — в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
Заплатил. Обращаюсь к
даме:
— Докушайте,— говорю,— гражданка. Заплачено.
А дама не двигается. И конфузится докушивать.
А тут какой-то дядя ввязался.
— Давай,— говорит,— я докушаю.
И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
— Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег — не ездют с дамами.
А я говорю:
— Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Так мы с ней и разошлись.
Не нравятся мне аристократки.

А.А. Ахматова

Сжала руки под тёмной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру.»
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».

[url=https://servimg.com/view/20549841/3][url=https://servimg.com/view/20549841/2][url=https://servimg.com/view/20549841/4][/url][/url][/url]

Георг Тракль, “Сказка”

1. Олицетворение- разбрызгала ракета, отражен, пылает строй, вьется
2. Метафоры- маскарад шумливый, ухмылке золотой, гуд глумливый, неясный строй, цветы поникшего газона
3. Сравнение- как чумной, как ангелок
4. Эпитеты- желтый, старинный, тоскливый, шмелиный, неясный


Б) А. Блок, ст. 1904 г.

1. Олицетворение- город лик свой обратил, тело кровью солнца окатил, блещут игристые гривы, мчатся, пляшут бедра, кажет.
2. Метафоры- серо-каменное тело, жадных облачных грудей, окровавленный язык
3. Сравнение- как жар
4. Эпитеты- красные, мертвый, грязно-рыжее, игристые, бешеные, красный, пьяно-алою водой, огненные, гулкий, медный, раздольный, окровавленный.


Зощенко “Аристократка”

Эпитеты- золотой, гладкое, официальное, байковый, развратной, буржуйская
Метафоры- действует водопровод, в антракте ходит, буржуем вьюсь, досмотрели
Сравнение- что щука


А.С.Пушкин

Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.


Метафоры- унылая, прощальная, увяданье, одетые, отдаленные
Эпитеты- пышное, свежее, волнистою, редкий, первые, седой

1. а) Георг Тракль, “Сказка”

Эпитеты: старинный, шумливый, тоскливый, золотая, глумливый, неясный, сонно, поникший
Олицетворения: ракета разбрызгала, шепот вьется
Метафоры: строй пылает, небом отражен,
Сравнения: “фавн гогочет, как чумной”, “дитя, как ангелок”

б) А.Блок, ст. 1904 г.

Эпитеты: мертвый, грязно-рыжий, искристые, золотые, бешеные, жадные, пьяно-алый, огненные,
Метафора: “Серо-каменное тело/ Кровью солнца окатил”, “закатом залито”, “плещет воду”, “пляшут ведра”,
Олицетворение: “город … лик свой обратил”, “кажет колокол … язык”
Сравнение: “золотых, как жар”

2. "Аристократка"

Эпитеты: ужасно понравилась, развратная (походка), смешные (фантазии)
Метафоры: “все и вышло”, “развернула свою идеологию”, “глазами стрижет” , “вьюсь вокруг”, “ударила мне кровь в голову”
Сравнения: как лицо официальное; что щука; этаким гусем, этаким буржуем; что петух
Синекдоха: села на … билет;

3. "Сияла ночь. Луной был полон сад", А.А.Фет
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнию твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь.
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

Эпитеты: томительные и скучные, звучные (вздохи), жгучая (мука), рыдающие (звуки)
Метафора: “луной был полон сад”, муки сердца, обиды судьбы, много лет прошло
Сравнения: струны, как сердца
Олицетворения: лучи лежали

а) Георг Тракль, "Сказка"

метафора
эпитет
сравнение


Разбрызгала ракета жёлтый зной;
в старинном парке маскарад шумливый.
И небом отражён ландшафт тоскливый,
а в роще фавн гогочет, как чумной,

осклабившись в ухмылке золотой.
В клоповнике шмелиный гуд глумливый.
Рысит мужик на лошадёнке сивой.
Пылает тополей неясный строй.

Лежит утопшее в пруду дитя,
как ангелок, накрытый занавеской,
и щурится от облачного блеска.

С ведром старуха тащится, кряхтя,
полить цветы поникшего газона.
А у калитки шёпот вьётся сонно.


б) А.Блок, ст. 1904 г.

Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил,
Серо-каменное тело
Кровью солнца окатил.

Стены фабрик, стекла окон,
Грязно-рыжее пальто,
Развевающийся локон -
Всё закатом залито.

Блещут искристые гривы
Золотых, как жар, коней,
Мчатся бешеные дива
Жадных облачных грудей,

Красный дворник плещет ведра
С пьяно-алою водой,
Пляшут огненные бедра
Проститутки площадной,

И на башне колокольной
В гулкий пляс и медный зык
Кажет колокол раздольный
Окровавленный язык.

в) М.М.Зощенко "Аристократ":

Сравнения: волочусь, что щука; будто попала вожжа под хвост;хожу вокруг неё, что петух,
Метафора: ударила кровь в голову, в антракте ходит, глазами стрижет, развернула свою идеологию
Эпитет: смешные фантазии, буржуйский тон

г) А.С. Пушкин
"На холмах Грузии..."

На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.

Георг Тракль, “Сказка”

1. Олицетворение- разбрызгала ракета, отражен, пылает строй, вьется
2. Метафоры- маскарад шумливый, ухмылке золотой, гуд глумливый, неясный строй, цветы поникшего газона
3. Сравнение- как чумной, как ангелок
4. Эпитеты- желтый, старинный, тоскливый, шмелиный, неясный


Б) А. Блок, ст. 1904 г.

1. Олицетворение- город лик свой обратил, тело кровью солнца окатил, блещут игристые гривы, мчатся, пляшут бедра, кажет.
2. Метафоры- серо-каменное тело, жадных облачных грудей, окровавленный язык
3. Сравнение- как жар
4. Эпитеты- красные, мертвый, грязно-рыжее, игристые, бешеные, красный, пьяно-алою водой, огненные, гулкий, медный, раздольный, окровавленный.


Зощенко “Аристократка”

Эпитеты- золотой, гладкое, официальное, байковый, развратной, буржуйская
Метафоры- действует водопровод, в антракте ходит, буржуем вьюсь, досмотрели
Сравнение- что щука

Сергей Есенин
Не жалею, не зову, не плачу…
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя? иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
Метафоры – «увяданья золотом охваченный, я не буду больше молодым», «страна березового ситца», «пламень уст», «тихо льётся с клёнов листьев медь».
Эпитеты – «Дух бродяжий»,«утраченная свежесть», «сердце, тронутое холодком».
Сравнения – «всё пройдёт, как с белых яблонь дым», «словно я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне».

«Сказка»
Метафоры: разбрызгала ракета; небом отражён; пылает тополей неясный строй, шёпот вьётся
Эпитет: жёлтый зной; маскарад шумливый; ландшафт тоскливый; ухмылке золотой; пчелиный гуд глумливый; облачного блеска; поникшего газон
Сравнение: гогочет, как чумной; как ангелок

Блок
Эпитеты: красные пределы, мёртвый лик, серо-каменное тело, искристые гривы, бешеные дива, пьяно-алою водой, огненные бедра, гулкий пляс, медный зык, колокол раздольный
Олицетворения: город мёртвый лик свой обратил, серо-каменное тело окатил, кажет колокол раздольный окровавленный язык.
Метафоры: кровью солнца окатил; блещут искристые гривы; мчатся бешеные дива жадных облачных грудей; пляшут бедра
Сравнения: золотых, как жар, коней

«Аристократка»
Метафоры: развернула свою идеологию, глазами стрижёт, голова закрутилась, вьюсь вокруг нее, ударила мне кровь в голову
Сравнение: что щука, этаким гусем, этаким буржуем, что петух
Эпитет: развратной походкой, смешные фантазии

Николай Гумилев
Жираф
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
— Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Метафоры – узор, с которым равняться осмелится только луна, дробясь и качаясь на влаге широких озер, много чудесного видит земля.
Эпитеты – руки тонки, грациозная стройность, таинственные страны, изысканный жираф.
Сравнения – "вдали он подобен цветным парусам корабля", бег, "как радостный птичий полёт".

а) Г. Тракль "Сказка"
Метафоры: разбрызгала ракета, небом отражен ландшафт, пылает тополей неясный строй, шепот вьется, облачный блеск
Сравнения: гогочет, как чумной; дитя, как ангелок
Эпитеты: ландшафт тоскливый, ухмылке золотой, гуд глумливый, неясный строй
Метонимия: рысит мужик
б) А. Блок, ст. 1904 г
Метафоры: город лик обратил, тело кровью солнца окатил, все закатом залито, блещут искристые гривы, мчатся бешеные дива, жадных облачных грудей, кажет колокол раздольный окровавленный язык
Сравнения: золотых, как жар, коней
Эпитеты: мертвый лик, искристые гривы, пьяно-алою водой, огненные бедра, гулкий пляс, медный зык
Метонимия: пляшут огненные бедра

Михаил Зощенко, "Аристократка"
Метафоры: глазами стрижет, смотрю рукой, аж крякнул, ударила мне кровь в голову
Сравнения: волочусь, что щука; этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг нее; хожу вокруг нее, что петух; будто попала вожжа под хвост
Метонимия: села на мой билет, в театр сесть, сели мы в театр

М.Ю. Лермонтов, Молитва

В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучьи слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…

Метафоры: теснится ль в сердце грусть, в минуту жизни трудную, дышит непонятная, святая прелесть в них; с души как бремя скатится
Эпитеты: молитву чудную, сила благодатная, созвучьи слов живых, святая прелесть