2024 - Задание 08

Прочитайте трёхчастный рассказ Амброуза Бирса "Случай на мосту через Совиный ручей":

--1--:

--2--:

--3--:

Следует определить, какие формы повествования использованы в каждой из трёх частей рассказа.

Опишите отдельно формы, использованные в каждой части.


(стандартное повествование от 3-го лица? прямая речь персонажа? внутренний монолог героя? или даже поток сознания? несобственно-прямая речь? и т.п.)

Часть 1.
Точка зрения повествователя в первой части — точка зрения человека, незримо присутствующего на месте событий и описывающего то, что он видит: «Позади одного из часовых никого не было видно» (повествователь находится в непосредственной близости с тем, что описывает: он видит происходящее не с «высоты птичьего полета», а как бы заглядывает за спину одного из часовых, находясь, следовательно, неподалеку от него).

Повествователь не всеведущ: он, словно случайный свидетель, не знает ни имени приговоренного к смерти, ни обстоятельств, предшествующих казни: «стоял человек» (некий, не известный самому повествователю человек), «который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа» (повествователь как случайный свидетель может лишь предполагать), «Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский».

Местности повествователь тоже не знает: «По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост».
Судя по всему, повествователь стоит рядом с осужденным, поскольку подробно описывает черты его лица (или же он имеет возможность незримо перемещаться по мосту, показывая читателю общий и крупный планы): «Черты лица правильные - прямой нос, энергичный рот, широкий лоб (как он это увидел?) ; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука. Он носил усы и бородку клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее».

Уже в первой части рассказа точка зрения меняется. Мы видим происходящее с еще одной позиции — позиции приговоренного к смерти. “Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению”, — здесь автор, бывший до этого момента сторонним наблюдателем, проникает в мысли героя и показывает нам происходящее его глазами.

«Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях» — повествователь, который раньше не претендовал на достоверное знание о герое («Судя по пальто… он был штатский»), теперь знает о его семейном статусе — форма сменилась, повествователь имеет неограниченное знание о своем герое.

Внутренняя речь. «Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!» — синтаксис предложения указывает на то, что это — мысли персонажа, не оформленные, однако, как прямая речь, вплетенные в речь повествователя.

Звучит и внутренняя прямая речь героя: «'Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков'».

Необычной мне кажется форма сосуществования рассказчика и героя в этом тексте: «Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу…» — повествователь проникает в сознание героя настолько, что мысли его воспринимает как импульсы, еще не сформулированные. Находясь как бы внутри сознания героя, рассказчик фиксирует мысли-импульсы и излагает их в форме текста для читателя. «…которые здесь приходится излагать словами» — повествователь позиционирует себя как создатель текста.


Часть 2.
Уже в начале второй части повествователь, несомненно, всеведущ и абстрактен (мы не можем сказать, что он наблюдает за происходящим из какой-то конкретной точки). Рассказ открывается именем героя и сведениями о нем, о которых повествователь первой части рассказа мог только догадываться: «Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить…».

«…о которых здесь нет надобности говорить» — повествователь не пытается замаскировать, что он всеведущ, кроме того, он четко обозначает, что он единоличный создатель текста и подбирает материал для рассказа в соотвествии с собственным замыслом (вспомним пушкинское «Противоречий очень много, /Но их исправить не хочу»). Размывается граница между жизнью и художественным текстом.

«…не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все» — всеведущий повествователь возвышается над героем, дает ему и его убеждениям моральную оценку.

«Миссис Факуэр с величайшей охотой…» — повествователь обладает неограниченным знанием не только о герое, но и о других действующих лицах. Он рассказывает читателю то, о чем персонажи не догадываются: «Это был лазутчик федеральных войск».

Появляется прямая речь Факуэра и солдата-лазутчика:
«- А далеко до моста? - спросил Факуэр.
- Миль тридцать.
- А наш берег охраняется?
-…»


Часть 3.
Описанное в третьей части мы видим преимущественно с точки зрения героя, к чувствам и мыслям которого повествователь имеет неограниченный доступ.

Автор рассказа вводит несобственно-прямую речь: «Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле».

Нередко звучит внутренняя речь героя: «Они казались огненными потоками…» (казались, естественно, герою). «Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее?» — читатель практически слышит голос утопающего. «…как далеко, как недосягаемо далеко!» «Лес казался бесконечным; нигде не видно было ни прогалины, ни хотя бы охотничьей тропы. Он и не знал, что живет в такой глуши» (синтаксис и фразеология последнего предложения отчетливо указывают, что перед нами не авторская речь). «Крупные песчинки сияли, как алмазы, как рубины, изумруды: они походили на все, что только есть прекрасного на свете».

Встречается и внутренняя прямая речь: «'Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным'»; «'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону». «'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая'.»

Прямая речь: «прозвучали жестокие слова:
- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!»

«Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину - и безуспешно. Беглец видел все это, оглядываясь через плечо» — автор подчеркивает, что все описываемое мы видим глазами героя.

«Опять раздался выстрел, и он увидел одного из часовых - ружье было вскинуто, над дулом поднимался сизый дымок. Человек в воде увидел глаз человека на мосту, смотревший на него сквозь щель прицельной рамки. Он отметил серый цвет глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими» — сначала у нас вызывает удивление то, что герой, барахтаясь в воде, издалека наблюдает и фиксирует такие незначительные и едва ли различимые с такого расстояния детали. Дочитав до конца, мы узнаем, почему в третьей части взгляд на описываемые события был подчеркнуто субъективен.

В третьей части мы сталкиваемся с определенной иерархией, которая осложняет форму повествования: на нижней ее ступени стоит тело героя, уже ему не подчиняющееся, на ступени выше — сам герой, наблюдающий за своим телом и почти не управляющий им, на верхней же ступени — всеведущий повествователь: «Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника» (повествователь понимает состояние героя гораздо лучше, чем сам герой); «Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!» — внутренняя речь (герой думает сам про себя, наблюдая как бы за собой же со стороны). «'Наденьте, наденьте опять!' Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела как в огне; сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь вырваться наружу».

Лишь изредка точка зрения героя перемежается точкой зрения «сверху», более общим планом: «Через несколько секунд его выбросило на песок левого - южного - берега, за небольшим выступом, скрывшим его от врагов» На мой взгляд, эта смена планов необходима автору для того, чтобы читатель как можно дольше верил в происходящее. Описываемые события удивительны, однако смена планов дает иллюзию объективности.

Неладное (несмотря на практически фантастичность описываемого) я почувствовала только когда герой оказался у своего дома. «Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья - вся изящество и благородство. Как она прекрасна! Он кидается к ней, раскрыв объятия». Происходящее мы видим не со стороны, они, говоря киноязыком, сняты «субъективной камерой».

Кадр резко сменяется. «Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей». Смена точки зрения производит абсолютно шокирующих эффект.

Амброуз Бирс "Случай на мосту через Совиный ручей"





Стандартное повествование от 3-го лица: «На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка…», «Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост…», «Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний», «…Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский. Черты лица правильные - прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука. Он носил усы и бородку клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что…», Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей, не исключая и джентльменов. Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил доску, на которой стоял. Сержант повернулся к капитану…», «Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях. До сих пор вода…», «Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту. Сержант отступил в сторону».
Рассказчик здесь никак не обозначен: у него нет имени, он не принимает участия в описываемых событиях, но будто бы незримо присутствует на месте действия и наблюдает со стороны происходящее. Он делает выводы по мере повествования, а в ощущениях своих почти «сливается» с главным героем, очень точно чувствует происходящее внутри него.


Внутренний монолог героя: «Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!», «Высвободить бы только руки … я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков».
Внутренний монолог героя передает внутренние размышления и переживания приговоренного к смерти, помогает раскрыть не только его чувства и эмоции в определенный момент действия, но и в целом динамику мыслительного процесса.


Поток сознания: «Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге».
При потоке сознания создается впечатление «подслушивания» мыслей персонажа, особое впечатление проникновения в его мысли.
 


Стандартное повествование от 3-го лица: «Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы…», «Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат…», «Солдат задумался», «Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело, он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик федеральных войск».
Повествователь в этой части не дает особенной оценки действий, он стремится передать происходящее, но не переусердствовав в эмоциональном аспекте. Принимает облик уже всеведущего повестователя.


Прямая речь персонажей: «Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ», «А далеко до моста?», «Миль тридцать», «А наш берег охраняется?», «Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту», «А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, что мог бы он сделать?», «Я был там с месяц назад … и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля».
Форма диалога позволяет читателям понять особенности характера героев напрямую, без помощи 3-их лиц, а так, как это могло по-настоящему происходить в жизни.




Стандартное повествование от 3-го лица: «Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за…», «По- видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с сожалением, ибо теперь ему было хорошо…», «Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы…», «Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела…», «Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал…», «Факуэр нырнул - нырнул как можно глубже. Вода взревела в его ушах, словно то был Ниагарский водопад, но он все же услышал приглушенный гром залпа и, снова всплывая на поверхность…», «Но вот в двух ярдах от него - чудовищный всплеск и тотчас же громкий стремительный гул, который, постепенно слабея, казалось, возвращался по воздуху к форту и наконец завершился оглушительным взрывом, всколыхнувшим…», «Вдруг он почувствовал, что его закружило, что он вертится волчком. Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота солдат - все перемешалось и расплылось…», «Очевидно, несмотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь перед ним была совсем иная картина…», «Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него … Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей».
В последней части повествователь очень близок герою, он будто проникает в его сознание и движется вместе с ним. Все это отчетливее дает понять общие ощущения персонажа, описание мира его глазами, к тому же, более полную картину со стороны.


Прямая речь персонажа: «Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!»
Главный момент напряжения, только прямая речь создала бы такой ожесточенный эффект.


Внутренний монолог героя: «Быть повешенным и утопленным - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным», «Наденьте, наденьте опять!», «Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься», «Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая».
Внутренний монолог героя позволяет проследить динамику его мысли в самый напряженный момент.


Поток сознания: «Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!», «Как она прекрасна!»
Поток сознания появляется в самые приятные для героя моменты, он не отдает себе отчета в этих мыслях, просто следует им.


Несобственно-прямая речь: «…но как далеко, как недосягаемо далеко!», «Какой мягкой травой заросла неезженая дорога!»

Амброуз Бирс. "Случай на мосту через Совиный ручей"

Часть 1.

В первой части рассказа повествование ведется «от третьего лица»: рассказчик никак не обозначен: у него нет имени, он не принимает участия в описываемых событиях. Но несомненно более важно то, что со всей своей очевидностью в этом повествовании определяется позиция синхронного наблюдателя (рассказчика), кото­рый незримо присутствует на месте дейст­вия и как бы созерцает происходящее своими глазами («Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом»). Он обладает весьма ограниченным знанием как о главном герое, так и о других персонажах; ему ничего неизвестно ни о предыстории приговоренного к смерти, ни и об обстоятельствах, которые предшествовали казни, и потому он вынужден своими предположениями, гипотезами и допущениями заполнять лакуны в имеющемся у него дефиците информации (это некий «нейтрально-предположительный» нарративный тип, по Фюгеру). Эта характерная ограниченность знания, свой­ственная именно непосредственному (синхронно­му) наблюдателю, наглядно прослеживается в следующих фразах:

• «На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек…»;
• «…сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа»;
• «По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост»;
• «Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять». (инверсия здесь несомненно тоже свидетельствует об ограниченности знания рассказчика; в противном случае было бы иначе — ср. «тридцать пять лет»)

• Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский».

Повествователь описывает героя, ссылаясь на элемент его портретной характеристики (пальто), обыденный в определенной ситуации. Это еще раз подтверждает, что он выступает здесь отнюдь не как всевидящий наблюдатель, но как живое лицо с некоторым ре­альным опытом, опытом военным ( «…с ружьем 'на караул', то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища»; «По кодексу военного этикета безмолвие знаменует глубокое почтение»).

• «…большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее. Он ничем не походил на обычного преступника».

Здесь речь идет опять-таки о чьем-то субъектив­ном впечатлении, но это, конечно же, не может быть впечатление приговоренного к смерти или, например, палачей. Следовательно, это впечатление некоего наблюдателя, незримо присут­ствующего на месте действия.

Однако, это ограничение авторского знания о персонаже, выраженное весьма обстоятельно, никак не вяжется с тем неограниченным знанием о герое, которое обна­руживается в конце первой части:

«Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа… Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению. Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!» (ВНУТРЕННЯЯ РЕЧЬ героя), — это позиция всеведущего повествователя, обладающего абсолютным проникновением; посредством т.н. «картинного» модуса повествователь создает некий «живописный образ, изображение событий в зеркале воспринимающего сознания» самого героя.

«Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях», — ему ведомо прошлое и настоящее героя.

«Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких, резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне; в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика».

Всезнающий, возвышающийся «над» миром произведения, он видит то, что порой скрыто от самосознания самих действующих лиц (можно сказать, что ему от­крыто не только их сознание, но и их подсознание). Фраза «он едва удерживался от крика» особенно показательна в этом отношении: повествователь заведомо знает даже то, что могло бы произойти с героем, анализируя его внутреннее состояние, проникая, таким образом, не только в его разум, но и в его чувства, переживания. То же самое читатель видит и в следующем фрагменте: «Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту». Едва ли можно отрицать, что такой повествователь способен уловить подсознательные побуждения героя рассказа.

Кроме внутренней речи, представляющей собой взаимодействие «голоса» героя и авторского «слова», в конце первой части произведения можно найти пример использования автором внутренней ПРЯМОЙ речи: «'Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков'».


Часть 2.

Во второй части форма повествования разительно отличается от формы повествования во второй, несмотря на то что это все то же «повествование от третьего лица». Теперь пред читателем предстает точка зрения всеведущего рассказчика, о котором было сказано выше; он хорошо знаком с людьми, о которых пишет, ему дано знать их прошлое; он может анализировать их действия как в свете их сознания, так и в плане их подсознатель­ных побуждений, он имеет и собственную концеп­цию жизни, истории и т.п. Ввиду необходимости всеобъемлющего описания сцен в этой части рассказа имеет место не последовательный обзор и вообще не использование движущейся позиции наблюдателя, а одновременный охват ее с некой абстрактной, общей точки зрения; такая пространственная позиция предполагает обычно достаточно широкий кругозор, и потому ее можно условно называть точкой зрения «птичьего полета».

Действительно, вторая часть произведения открывается точными сведениями о главном герое:

«Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, (в этой фразе очень явно воплощена та степень глубины нарративной перспективы, которая характерна для несомненно проницательного рассказчика; обладающему преимущественным знанием, ему ведомо даже то, о чем может не знать сам герой) ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться».

Кроме того, такой повествователь, пользуется своими критериями и оценками при создании «панорамного изображения» (П. Лаббок) событий в рассказе:

«Не было услуги - пусть самой скромной, - которой он с готовностью не оказал бы делу Юга; не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все».

Всеведущий повествователь досконально знает ВСЕХ своих персонажей: «Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно исполнить его просьбу. Как только она ушла, ее муж подошел к запыленному всаднику и стал расспрашивать о положении на фронте»; «Это был лазутчик федеральных войск».

Наконец, повествование «от третьего лица» соседствует с ПРЯМОЙ речью в конце второй части рассказа:

«- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.

- А далеко до моста? - спросил Факуэр.

- Миль тридцать.

- А наш берег охраняется?

- Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту.

- А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, - с улыбкой сказал Факуэр, - что мог бы он сделать?

Солдат задумался.

- Я был там с месяц назад, - ответил он, - и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля».


Часть 3.

Начиная с третьей части рассказа, описание ведется большею частью ис­ключительно с точки зрения Пэйтона Факуэра, которая часто переходит даже в его внутренний монолог. Однако эпизодически описа­ние это перебивается описанием поступков и мыслей самого героя с точки зрения проницательного, всеведущего повествователя, который в мельчайших подробностях передает состояние героя, утратившего всякий контроль над своим телом:

«Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции, превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел кверху; уши ему наполнил неистовый рев; наступили холод и мрак».

«Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела как в огне; сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь вырваться наружу. Все тело корчилось в мучительных конвульсиях. Но непокорные руки не слушались его приказа. Они били по воде сильными короткими ударами сверху вниз, выталкивая его на поверхность. Он почувствовал, что голова его поднялась над водой; глаза ослепило солнце; грудная клетка судорожно расширилась, - и в апогее боли его легкие наполнились воздухом».

Создается впечатление, словно автор всем своим существом проникает в чувства героя, ощущает «материальную субстанцию», который тот на время утрачивает, как свое самое и воплощает в тексте.

И далее:

«Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все, вплоть до насекомых в листве - цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, - все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды».

В достаточно явном виде в этой части представлено взаимодействие между авторской обработкой и чужим словом: совмещение разных точек зрения помогает наиболее точно передать чувства и мысли героя. Эта авторская обработка чужого слова представлена в следующих фразах:

• «Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее?»
• Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо далеко!
• «Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!»
• «Крупные песчинки сияли, как алмазы, как рубины, изумруды: они походили на все, что только есть прекрасного на свете. Деревья на берегу были гигантскими садовыми растениями, он любовался стройным порядком их расположения, вдыхал аромат их цветов. Между стволами струился таинственный розоватый свет, а шум ветра в листве звучал, как пение золотой арфы».
• «Лес казался бесконечным; нигде не видно было ни прогалины, ни хотя бы охотничьей тропы. Он и не знал, что живет в такой глуши».
• «Лес вокруг него был полон диковинных звуков, среди которых - раз, второй и снова - он ясно расслышал шепот на незнакомом языке».
• «Какой мягкой травой заросла неезженая дорога! Он не чувствовал ее под ногами!»
• «Как она прекрасна!»

Во всех этих фразах явно передается речь самого героя (ВНУТРЕННЯЯ РЕЧЬ), хотя формально она и преподносится от лица автора: читатель внимает голосу Факуэра, проникается удивительной красотой пейзажа, переданной сквозь призму его сознания.

Такое восприятие происходящего с точки зрения главного героя подчеркивает и сам автор: «Беглец видел все это, оглядываясь через плечо»; теперь он уверенно плыл по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль приобрела быстроту молнии.

Очень показательно использование приема «потока сознания» в этой части рассказа, который представляет собой попытку фиксации течения мыслей Факуэра. В отличие от «внутреннего монолога», читатель концентрируется не только на том, о чем думает герой в момент повествования: важно и то, что он видит в этот момент, и то, что его сознание «выхватывает» из прошлого:

• «Мозг снова заработал; он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду. Но он не захлебнулся, петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие. Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо далеко! По-видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с сожалением, ибо теперь ему было хорошо. 'Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным'.

Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника. Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво! Веревка упала, руки его разъединились и всплыли, он смутно различал их в ширящемся свете. Он с растущим вниманием следил за тем, как сначала одна, потом другая ухватились за петлю на его шее. Они сорвали ее, со злобой отшвырнули…»

• «Беглец видел все это, оглядываясь через плечо; теперь он уверенно плыл по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль приобрела быстроту молнии.

'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься'.

Но вот в двух ярдах от него - чудовищный всплеск и тотчас же громкий стремительный гул, который, постепенно слабея, казалось, возвращался по воздуху к форту и наконец завершился оглушительным взрывом, всколыхнувшим реку до самых глубин! Поднялась водяная стена, накренилась над ним, обрушилась на него, ослепила, задушила. В игру вступила пушка. Пока он отряхнулся, высвобождаясь из вихря вспененной воды, он услышал над головой жужжанье отклонившегося ядра, и через мгновение из лесу донесся треск ломающихся ветвей.

'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая'».

Автор вводит и ПРЯМУЮ внутреннюю речь в этой части произведения:

• «'Наденьте, наденьте опять!'»
• «'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься'».
• «'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая'».

Встречается в тексте также ПРЯМАЯ речь:

- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!

Очень интересно, что в конце третьей части появляются слова отстранения ( «может быть, он просто очнулся от бреда...»; «Должно быть, он шел всю ночь»). Появляется ощущение иллюзорности происходящего. Специфика повествовательного модуса здесь в некоем исключении автора на короткое время: словно передача материала разворачивается «перед регистрирующим ее медиумом» (Фридман):

«Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья - вся изящество и благородство. Как она прекрасна! Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него - затем мрак и безмолвие!»

Наконец, последнее предложение, резкая смена позиции — от непосредственного наблюдателя к всеведущему повествователю — внезапно, в один миг ломая ту картину, что доколе казалась читателю объективной, потрясает читателя: «Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей».

Таким образом, организация повествования в рассказе Амброуза Бирса «Случай на мосту через Совиный ручей» довольно сложна: сперва читатель видит главного героя поверхностно, глазами стороннего наблюдателя, далее знакомится с ним через точку зрения всеведущего повествователя, проливающего свет на прошлое и настоящее героя, — во второй части авторская речь дополняется прямой речью персонажей; наконец, в третьей части читатель все глубже погружается во внутренний мир героя (композиция, схожая с лермонтовским «Героем нашего времени»). Автор, спорадически пользуясь чужим словом, как бы считает необходимым специально подчеркнуть, что это слово ему не принадлежит, что оно заимствовано на время из речи главного героя рассказа. Третья часть изобилует примерами внутренней речи, встречается и более глубокая форма проникновения в сознание Факуэра - «поток сознания». В результате, у читателя формируется ощущение неподдельной объективности в процессе чтения, которое мановением руки автора — посредством резкой смены повествования в самом конце произведения — рушится, отрезвляя взгляд и демонстрируя то, что и произошло на самом деле.

Часть 1
1 абзац: На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем 'на караул', то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища.
Форма: повествование от 3-го лица
2: Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост. На другом берегу местность была открытая - пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных бревен, с бойницами для ружей и амбразурой, из которой торчало жерло наведенной на мост медной пушки. По откосу, на полпути между мостом и укреплением, выстроились зрители - рота солдат-пехотинцев в положении 'вольно': приклады упирались в землю, стволы были слегка наклонены к правому плечу, руки скрещены над ложами. Справа от строя стоял лейтенант, сабля его была воткнута в землю, руки сложены на эфесе. За исключением четверых людей на середине моста, никто не двигался. Рота была повернута фронтом к мосту, солдаты застыли на месте, глядя прямо перед собой. Часовые, обращенные лицом каждый к своему берегу, казались статуями, поставленными для украшения моста.
Повествование от третьего лица (автор передает предсмертные фотографические наблюдения героя, который все еще мечтает от бегстве, и отмечает детали, врезавшиеся в его память, например, расположение пушки и позы военных)
3: Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний.
Повествование от третьего лица
Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге. По кодексу военного этикета безмолвие знаменует глубокое почтение.
Внутренний монолог капитана (возможно, лишь в представлении героя капитан имеет такой образ мыслей, так как в рассказе почти все события изменены взглядом главного персонажа; однако также вероятно, что всеведущий автор передает точку зрения капитана)
4: Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский. Черты лица правильные - прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука. Он носил усы и бородку клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее. Он ничем не походил на обычного преступника. Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей, не исключая и джентльменов.
Повествование от третьего лица (автор, возможно, сочувствует персонажу, но и сам герой не может принять смертный приговор—его глаза выражают «доброту», что «неожиданно для человека с петлей на шее»)
5:
Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил доску, на которой стоял. Сержант повернулся к капитану, отдал честь и тут же встал позади него, после чего капитан тоже сделал шаг в сторону. В результате этих перемещений осужденный и сержант очутились на концах доски, покрывавшей три перекладины моста. Тот конец, на котором стоял штатский, почти - но не совсем - доходил до четвертой. Раньше эта доска удерживалась в равновесии тяжестью капитана; теперь его место занял сержант. По сигналу капитана сержант должен был шагнуть в сторону, доска качнуться и осужденный - повиснуть в пролете между двумя перекладинами. Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению.
Повествование от третьего лица
Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!
Внутренний монолог героя (несобственно-прямая речь)
6. Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях. До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший берега, ниже по течению - маленький форт, рота солдат, плывущее бревно - все отвлекало его. А теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне; в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика. То, что он слышал, было тиканье его часов.
Повествование от третьего лица
7. Он открыл глаза и снова увидел воду под ногами.
Повествование от третьего лица
'Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков'.
Прямая речь героя
8. Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту. Сержант отступил в сторону.
Повествование от третьего лица
Часть 2
1: Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться. Он верил, что такой случай ему представится, как он представляется всем в военное время. А пока он делал, что мог. Не было услуги - пусть самой скромной, - которой он с готовностью не оказал бы делу Юга; не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все.
Повествование от третьего лица (автор передает мысли героя, оценивая его как мечтателя)
2: Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться. Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно исполнить его просьбу. Как только она ушла, ее муж подошел к запыленному всаднику и стал расспрашивать о положении на фронте.
Повествование от третьего лица
3-8. - Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.
- А далеко до моста? - спросил Факуэр.
- Миль тридцать.
- А наш берег охраняется?
- Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту.
- А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, - с улыбкой сказал Факуэр, - что мог бы он сделать?
Прямая речь (диалог Факуэра и лазутчика)
9. Солдат задумался.
Повествование от третьего лица
10. - Я был там с месяц назад, - ответил он, - и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля.
Прямая речь солдата
11. Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело, он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик федеральных войск.
Повествование от третьего лица

Часть 3 (В третьей части кольцевая композиция: в начале и конце отрывка повествование ведется с точки зрения автора, но в середине читатель погружается в поток сознания героя, пересказанный автором от третьего лица)
1: Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый.
Повествование от третьего лица
2: Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции, превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел кверху; уши ему наполнил неистовый рев; наступили холод и мрак. Мозг снова заработал; он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду. Но он не захлебнулся, петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие. Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо далеко! По- видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с сожалением, ибо теперь ему было хорошо. 'Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным'.
Поток сознания главного героя передан через повествователя
3: Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника. Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво! Веревка упала, руки его разъединились и всплыли, он смутно различал их в ширящемся свете. Он с растущим вниманием следил за тем, как сначала одна, потом другая ухватились за петлю на его шее. Они сорвали ее, со злобой отшвырнули.
Поток сознания
4: 'Наденьте, наденьте опять!' Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела как в огне; сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь вырваться наружу. Все тело корчилось в мучительных конвульсиях. Но непокорные руки не слушались его приказа. Они били по воде сильными короткими ударами сверху вниз, выталкивая его на поверхность. Он почувствовал, что голова его поднялась над водой; глаза ослепило солнце; грудная клетка судорожно расширилась, - и в апогее боли его легкие наполнились воздухом.
Поток сознания
5: Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все, вплоть до насекомых в листве - цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, - все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды.
Поток сознания
6: Он всплыл на поверхность спиной к мосту; в то же мгновение видимый мир стал медленно вращаться вокруг него, словно вокруг своей оси, и он увидел мост, укрепление на откосе, капитана, сержанта, обоих солдат - своих палачей. Силуэты их четко выделялись на голубом небе. Они кричали и размахивали руками, указывая на него; капитан выхватил пистолет, но не стрелял, у остальных не было в руках оружия.
Поток сознания
7: Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами. Опять раздался выстрел, и он увидел одного из часовых - ружье было вскинуто, над дулом поднимался сизый дымок. Человек в воде увидел глаз человека на мосту, смотревший на него сквозь щель прицельной рамки. Он отметил серый цвет глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими. Но стрелок промахнулся.
Поток сознания
8: Встречное течение подхватило Факуэра и снова повернуло его лицом к лесистому берегу. Позади него раздался отчетливый и звонкий голос, и звук этого голоса, однотонный и певучий, донесся по воде так внятно, что прорвал и заглушил все остальные звуки, даже журчание воды в его ушах. Факуэр, хоть и не был военным, достаточно часто посещал военные лагеря, чтобы понять грозный смысл этого нарочито мерного, протяжного напева; командир роты, выстроенной на берегу, вмешался в ход событий. Как холодно и неумолимо, с невозмутимой модуляцией, рассчитанной на то, чтобы внушить спокойствие солдатам, с обдуманной раздельностью прозвучали жестокие слова:
Поток сознания
9: - Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!
Прямая речь капитана в воображении героя
10: Факуэр нырнул - нырнул как можно глубже. Вода взревела в его ушах, словно то был Ниагарский водопад, но он все же услышал приглушенный гром залпа и, снова всплывая на поверхность, увидел блестящие кусочки металла, странно сплющенные, которые, покачиваясь, медленно опускались на дно. Некоторые из них коснулись его лица и рук, затем отделились, продолжая опускаться.
Поток сознания
11: Когда он, задыхаясь, всплыл на поверхность, он понял, что пробыл под водой долго; его довольно далеко отнесло течением - прочь от опасности. Солдаты кончали перезаряжать ружья; стальные шомполы, выдернутые из стволов, все сразу блеснули на солнце, повернулись в воздухе и стали обратно в свои гнезда. Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину - и безуспешно.
Поток сознания
12: Беглец видел все это, оглядываясь через плечо; теперь он уверенно плыл по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль приобрела быстроту молнии.
Поток сознания
13: 'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься'.
Внутренний монолог героя, оформленный как прямая речь
14: Но вот в двух ярдах от него - чудовищный всплеск и тотчас же громкий стремительный гул, который, постепенно слабея, казалось, возвращался по воздуху к форту и наконец завершился оглушительным взрывом, всколыхнувшим реку до самых глубин! Поднялась водяная стена, накренилась над ним, обрушилась на него, ослепила, задушила. В игру вступила пушка. Пока он отряхнулся, высвобождаясь из вихря вспененной воды, он услышал над головой жужжанье отклонившегося ядра, и через мгновение из лесу донесся треск ломающихся ветвей.
Поток сохнания
15: 'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая'.
Внутренний монолог героя, оформленный как прямая речь
16: Вдруг он почувствовал, что его закружило, что он вертится волчком. Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота солдат - все перемешалось и расплылось. Предметы заявляли о себе только своим цветом. Бешеное вращение горизонтальных цветных полос - вот все, что он видел. Он попал в водоворот, и его крутило и несло к берегу с такой быстротой, что он испытывал головокружение и тошноту. Через несколько секунд его выбросило на песок левого - южного - берега, за небольшим выступом, скрывшим его от врагов. Внезапно прерванное движение, ссадина на руке, пораненной о камень, привели его в чувство, и он заплакал от радости. Он зарывал пальцы в песок, пригоршнями сыпал его на себя и вслух благословлял его. Крупные песчинки сияли, как алмазы, как рубины, изумруды: они походили на все, что только есть прекрасного на свете. Деревья на берегу были гигантскими садовыми растениями, он любовался стройным порядком их расположения, вдыхал аромат их цветов. Между стволами струился таинственный розоватый свет, а шум ветра в листве звучал, как пение золотой арфы.
Поток сознания
17: Свист и треск картечи в ветвях высоко над головой нарушили его грезы. Канонир, обозлившись, наугад послал ему прощальный привет. Он вскочил на ноги, взбежал по отлогому берегу и укрылся в лесу.
Поток сознания
18: Весь день он шел, держа направление по солнцу. Лес казался бесконечным; нигде не видно было ни прогалины, ни хотя бы охотничьей тропы. Он и не знал, что живет в такой глуши.
Поток сознания
19: К вечеру он обессилел от усталости и голода. Но мысль о жене и детях гнала его вперед. Наконец он выбрался на дорогу и почувствовал, что она приведет его к дому. Она была широкая и прямая, как городская улица, но, по-видимому, никто по ней не ездил. Поля не окаймляли ее, не видно было и строений. Ни намека на человеческое жилье, даже ни разу не залаяла собака. Черные стволы могучих деревьев стояли отвесной стеной по обе стороны дороги, сходясь в одной точке на горизонте, как линии на перспективном чертеже. Взглянув вверх из этой расселины в лесной чаще, он увидел над головой крупные золотые звезды - они соединялись в странные созвездия и показались ему чужими. Он чувствовал, что их расположение имеет тайный и зловещий смысл. Лес вокруг него был полон диковинных звуков, среди которых - раз, второй и снова - он ясно расслышал шепот на незнакомом языке.
Поток сознания
20: Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла. Он знал, что на ней черный круг - след от веревки. Глаза были выпучены, он уже не мог закрыть их. Язык распух от жажды; чтобы унять в нем жар, он высунул его на холодный воздух. Какой мягкой травой заросла неезженая дорога! Он не чувствовал ее под ногами!
Поток сознания
21: Очевидно, несмотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь перед ним была совсем иная картина, - может быть, он просто очнулся от бреда. Он стоит у ворот своего дома. Все осталось как было, когда он покинул его, и все радостно сверкает на утреннем солнце. Должно быть, он шел всю ночь. Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья - вся изящество и благородство. Как она прекрасна! Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него - затем мрак и безмолвие!
Поток сознания
22: Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей.
Повествование от третьего лица

1
На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и
смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были
связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к
поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок,
положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей - двух
солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее
всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же
импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при
оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем "на караул", то
есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым
углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления
туловища. По-видимому, знать о том, что происходит на мосту, не входило в
обязанности часовых; они только преграждали доступ к настилу.
     Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы
убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности,
в той стороне находился сторожевой пост. На другом берегу местность была
открытая - пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных
бревен, с бойницами для ружей и амбразурой, из которой торчало жерло
наведенной на мост медной пушки. По откосу, на полпути между мостом и
укреплением, выстроились зрители - рота солдат-пехотинцев в положении
"вольно": приклады упирались в землю, стволы были слегка наклонены к правому
плечу, руки скрещены над ложами. Справа от строя стоял лейтенант, сабля его
была воткнута в землю, руки сложены на эфесе. За исключением четверых людей
на середине моста, никто не двигался. Рота была повернута фронтом к мосту,
солдаты застыли на месте, глядя прямо перед собой. Часовые, обращенные лицом
каждый к своему берегу, казались статуями, поставленными для украшения
моста. Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не
делая никаких указаний. Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает
о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета;
это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге. По кодексу военного
этикета безмолвие и неподвижность знаменуют глубокое почтение.
     Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать
пять. Судя по платью - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский.
Черты лица правильные - прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные
волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука. Он
носил усы и бороду клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза
выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее.
Он ничем не походил на обычного преступника. Закон военного времени не
скупится на смертные приговоры для людей всякого рода, не исключая и
джентльменов.
     Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил
доску, на которой стоял. Сержант повернулся к капитану, отдал честь и тут же
встал позади него, после чего капитан тоже сделал шаг в сторону. В
результате этих перемещений осужденный и сержант очутились на концах доски,
покрывавшей три перекладины моста. Тот конец, на котором стоял штатский,
почти - но не совсем - доходил до четвертой. Раньше эта доска удерживалась в
равновесии тяжестью капитана; теперь его место занял сержант. По сигналу
капитана сержант должен был шагнуть в сторону, доска - качнуться и
осужденный - повиснуть в пролете между двумя перекладинами. (Повествователь-наблюдатель) Он оценил по
достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не
завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на
бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде
бревно и проводил его взглядом вниз по течению. (Повествование от третьего лица) Как медленно оно плыло!
Какая ленивая река! (Несобственно прямая речь)
     Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и
детях. До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший
берега, ниже по течению - маленький форт, рота солдат, плывущее бревно - все
отвлекало его. А теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и
непонятный, перебивал его мысли о близких - резкое, отчетливое металлическое
постукивание, словно удары молота по наковальне: в нем была та же звонкость.
Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит;
он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары
раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон.
Он ждал нового удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом.
Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все
мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость они
приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика.
То, что он слышал, было тиканье его часов.
     Он открыл глаза и снова увидел воду под ногами. (Повествование от третьего лица) "Высвободить бы только
руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко
нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и
пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока
еще недосягаемы для захватчиков". (Внутренний монолог героя)
     Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в
сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал
знак сержанту. Сержант отступил в сторону. (Повествователь-наблюдатель)

В первой части преобладает повествование от третьего лица и повествование от лица независимого наблюдателя, помогающего понять ситуацию быстрее. Повествование от третьего лица позволяет понимать чувства и ощущения главного героя, центрирует всë внимание на нëм. Фрагменты внутреннего монолога героя и несобственно прямая речь в этом помогают повествованию от третьего лица.

2
Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной
алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник
политической борьбы за отделение Южных штатов, был ярым приверженцем дела
южан. По некоторым, не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь
нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска,
несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в
бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной
жизни воина, ища случая отличиться. Он верил, что такой случай ему
представится, как он представляется всем в военное время. А пока он делал,
что мог. Не было услуги - пусть самой скромной, - которой он с готовностью
не оказал бы делу Юга; не было такого рискованного предприятия, на которое
он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека
штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего
в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все. (Повествование от третьего лица)
     Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот
своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться.
Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно
исполнить его просьбу. Как только она ушла, ее муж подошел к запыленному
всаднику и стал жадно расспрашивать его о положении на фронте. (Повествователь-наблюдатель)
     - Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся
к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и
возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий
штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или
составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.
     - А далеко до моста?- спросил Факуэр.
     - Миль тридцать.
     - А наш берег охраняется?
     - Только сторожевой пост на линии, в полмили от реки, да часовой на
мосту.
     - А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский,
проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, - с улыбкой
сказал Факуэр, - что мог бы он сделать?
     Солдат задумался.
     - Я был там с месяц назад, - ответил он, - и помню, что во время
зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь
бревна высохли и вспыхнут, как пакля. (Диалог двух персонажей)
     Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво
поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело,
он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик
федеральных войск. (Повествователь-наблюдатель) 

Во второй части преобладает повествование от лица независимого наблюдателя, нейтрально излагающего предысторию ситуации, в которой оказался герой в первой части. Основную причину помогает осветить диалог главного героя и лазутчика, есть вставки повествование от третьего лица для усиления понимания характера главного героя.

3
Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно
мертвый. (Повествователь-наблюдатель) Очнулся он - через тысячелетие, казалось ему, - от острой боли в
сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные,
резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они
мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой
частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до
нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного
прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его
существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было
пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции,
превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно
гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со
страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел
кверху; уши ему наполнил неистовый рев, наступили холод и мрак. Мозг снова
заработал; он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду. Но он не
захлебнулся; петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие. (Повествование от третьего лица)
Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? (Несобственно прямая речь) Он открыл глаза
в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо
далеко! По-видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и
слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал
больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с
сожалением, ибо теперь ему было хорошо. (Повествование от третьего лица) “Быть повешенным и утопленным, -
подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным. Нет,
меня не пристрелят; это было бы несправедливо". (Внутренний монолог героя)
     Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях
догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за
своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель,
следящий за работой фокусника. (Повествование от третьего лица) Какая изумительная ловкость! Какая
великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво! (Несобственно прямая речь) Веревка
упала, руки его разъединились и всплыли, он смутно различал их в ширящемся
свете. Он с растущим вниманием следил за тем, как сначала одна, потом другая
ухватилась за петлю на его шее. Они сорвали ее, со злобой отшвырнули, она
извивалась, как уж. (Повествование от третьего лица)
     Наденьте, наденьте опять! (Несобственно прямая речь) Ему казалось, что он крикнул это своим
рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все
испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела, как в огне;
сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь
вырваться наружу. Все тело корчилось в мучительных конвульсиях. Но
непокорные руки не слушались его приказа. Они били по воде сильными,
короткими ударами сверху вниз, выталкивая его на поверхность. Он
почувствовал, что голова его поднялась над водой; глаза ослепило солнце;
грудная клетка судорожно расширилась - и в апогее боли его легкие
наполнились воздухом, который он тут же с воплем исторгнул из себя.
     Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно
обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом,
так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им
недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук
каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое
дерево, каждый листик и жилки на нем, все вплоть до насекомых в листве -
цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину
от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах
травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек
стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами,
- все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у самых его глаз, и он
услышал шум рассекаемой ею воды.
     Он всплыл на поверхность спиной к мосту; в то же мгновение видимый мир
стал медленно вращаться вокруг него, словно вокруг своей оси, и он увидел
мост, укрепление на откосе, капитана, сержанта, обоих солдат - своих
палачей. Силуэты их четко выделялись на голубом небе. Они кричали и
размахивали руками, указывая на него; капитан выхватил пистолет, но не
стрелял; у остальных не было в руках оружия. Их огромные жестикулирующие
фигуры были нелепы и страшны.
     Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по
воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами. Опять
раздался выстрел, и он увидел одного из часовых, - ружье было вскинуто, над
дулом поднимался сизый дымок. Человек в воде увидел глаз человека на мосту,
смотревший на него сквозь щель прицельной рамки. Он отметил серый цвет этого
глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими и что будто бы
все знаменитые стрелки сероглазы. Однако этот сероглазый стрелок
промахнулся.
     Встречное течение подхватило Факуэра и снова повернуло его лицом к
лесистому берегу. Позади него раздался отчетливый и звонкий голос, и звук
этого голоса, однотонный и певучий, донесся по воде так внятно, что прорвал
и заглушил все остальные звуки, даже журчание воды в его ушах. Факуэр, хоть
и не был военным, достаточно часто посещал военные лагеря, чтобы понять
грозный смысл этого нарочито мерного, протяжного напева; командир роты,
выстроенной на берегу, вмешался в ход событий. Как холодно и неумолимо, с
какой уверенной невозмутимой модуляцией, рассчитанной на то, чтобы внушить
спокойствие солдатам, с какой обдуманной раздельностью прозвучали жесткие
слова: (Повествование от третьего лица) - Рота. смирно!... Ружья к плечу!... Готовсь... Целься... Пли! (Прямая речь персонажа)
     Факуэр нырнул - нырнул как можно глубже. Вода взревела в его ушах,
словно то был Ниагарский водопад, но он все же услышал приглушенный гром
залпа и, снова всплывая на поверхность, увидел блестящие кусочки металла,
странно сплющенные, которые, покачиваясь, медленно опускались на дно.
Некоторые из них коснулись его лица и рук, затем отделились, продолжая
опускаться. Один кусочек застрял между воротником и шеей; стало горячо, и
Факуэр его вытащил.
     Когда он, задыхаясь, всплыл на поверхность, он понял, что пробыл под
водой долго; его довольно далеко отнесло течением -прочь от опасности.
Солдаты кончали перезаряжать ружья; стальные шомполы, выдернутые из стволов,
все сразу блеснули на солнце, повернулись в воздухе и стали обратно в свои
гнезда. Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину - и
безуспешно.
     Беглец видел все это, оглядываясь через плечо; теперь он уверенно плыл
по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль
приобрела быстроту молнии. (Повествование от третьего лица)
     "Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по
шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как
от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо
дело, от всех не спасешься". (Внутренний монолог героя) Но вот в двух ярдах от него - чудовищный
всплеск и тотчас же громкий стремительный гул, который, постепенно слабея,
казалось, возвращался по воздуху к форту и наконец завершился оглушительным
взрывом, всколыхнувшим реку до самых глубин! Поднялась водяная стена,
накренилась над ним, обрушилась на него, ослепила, задушила. В игру вступила
пушка. Пока он отряхивался, высвобождаясь из вихря вспененной воды, он
услышал над головой жужжанье отклонившегося ядра, и через мгновение из лесу
донесся треск ломающихся ветвей. (Повествование от третьего лица) Больше они этого не сделают, - думал
Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня
предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка
хорошая! (Внутренний монолог героя) Вдруг он почувствовал, что его закружило, что он вертится волчком.
Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота
солдат - все перемешалось и расплылось. Предметы заявляли о себе только
своим цветом. Бешеное вращение горизонтальных цветных полос - вот все, что
он видел. Он попал в водоворот, и его крутило и несло к берегу с такой
быстротой, что он испытывал головокружение и тошноту. Через несколько секунд
его выбросило на песок левого - южного - берега, за небольшим выступом,
скрывшим его от врагов. Внезапно прерванное движение, ссадина на руке,
пораненной о камень, привели его в чувство, и он заплакал от радости. Он
зарывал пальцы в песок, пригоршнями сыпал его на себя и вслух благословлял
его. Крупные песчинки сияли, как алмазы, как рубины, изумруды: они походили
на все, что только есть прекрасного на свете. Деревья на берегу были
гигантскими садовыми растениями, он любовался стройным порядком их
расположения, вдыхал аромат их цветов. Между стволами струился таинственный
розоватый свет, а шум ветра в листве звучал, как пение эоловой арфы. Он не
испытывал желания продолжать свой побег, он охотно остался бы в этом
волшебном уголке, пока его не настигнут.
     Свист и треск картечи в ветвях высоко над головой нарушили его грезы.
Канонир, обозлившись, наугад послал ему прощальный привет. Он вскочил на
ноги, бегом взбежал по отлогому берегу и укрылся в лесу.
     Весь день он шел, держа направление по солнцу. Лес казался бесконечным;
нигде не видно было ни прогалины, ни хотя бы охотничьей тропы. Он и не знал,
что живет в такой глуши. В этом открытии было что-то жуткое.
     К вечеру он обессилел от усталости и голода. Но мысль о жене и детях
гнала его вперед. Наконец он выбрался на дорогу и почувствовал, что она
приведет его к дому. Она была широкая и прямая, как городская улица, но,
по-видимому, никто по ней не ездил. Поля не окаймляли ее, не видно было и
строений. Ни намека на человеческое жилье, даже ни разу не залаяла собака.
Черные стволы могучих деревьев стояли отвесной стеной по обе стороны дороги,
сходясь в одной точке на горизонте, как линии на перспективном чертеже.
Взглянув вверх из этой расселины в лесной чаще, он увидел над головой
крупные золотые звезды -они соединялись в странные созвездия и показались
ему чужими. Он чувствовал, что их расположение имеет тайный и зловещий
смысл. Лес вокруг него был полон диковинных звуков, среди которых - раз,
второй и снова - он ясно расслышал шепот на незнакомом языке.
     Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно
распухла. Он знал, что на ней черный круг - след веревки. Глаза были
выпучены, он уже не мог закрыть их. Язык распух от жажды: чтобы унять в нем
жар, он высунул его на холодный воздух. (Повествование от третьего лица) Какой мягкой травой заросла эта
неезженная дорога! (Несобственно прямая речь) Он уже не чувствовал ее под ногами!
     Очевидно, не смотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь
перед ним была совсем другая картина, - может быть, он просто очнулся от
бреда. Он стоит у ворот своего дома. Все осталось как было, когда он покинул
его, и все радостно сверкает на утреннем солнце. Должно быть, он шел всю
ночь. Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит
воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается
с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает
его с улыбкой неизъяснимого счастья, - вся изящество и благородство. (Повествование от третьего лица) Как она
прекрасна! (Несобственно прямая речь) Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к
груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею;
ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него -
затем мрак и безмолвие! (Повествование от третьего лица)
     Пэйтон Факуэр был мертв; тело его, с переломанной шеей, мерно
покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей. (Повествователь-наблюдатель)

В третьей части преобладает повествование от третьего лица, всесторонне описывающего все ощущения главного героя, его состояния и эмоции. Повествование от третьего лица усиливается несобственно прямой речью и внутренним монологом героя. Полный крах иллюзии героя о его спасении подчëркивается резким переходом на повествование от лица независимого наблюдателя.

ЧАСТЬ 1

авторская речь : На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем 'на караул', то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища.
Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост. На другом берегу местность была открытая - пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных бревен, с бойницами для ружей и амбразурой, из которой торчало жерло наведенной на мост медной пушки. По откосу, на полпути между мостом и укреплением, выстроились зрители - рота солдат-пехотинцев в положении 'вольно': приклады упирались в землю, стволы были слегка наклонены к правому плечу, руки скрещены над ложами. Справа от строя стоял лейтенант, сабля его была воткнута в землю, руки сложены на эфесе. За исключением четверых людей на середине моста, никто не двигался. Рота была повернута фронтом к мосту, солдаты застыли на месте, глядя прямо перед собой. Часовые, обращенные лицом каждый к своему берегу, казались статуями, поставленными для украшения моста.
Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний.

несобственно-прямая речь : Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге. По кодексу военного этикета безмолвие знаменует глубокое почтение.

нейтральный повествователь: Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский. Черты лица правильные - прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука. Он носил усы и бородку клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее. Он ничем не походил на обычного преступника. Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей, не исключая и джентльменов.

авторская речь : Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил доску, на которой стоял. Сержант повернулся к капитану, отдал честь и тут же встал позади него, после чего капитан тоже сделал шаг в сторону. В результате этих перемещений осужденный и сержант очутились на концах доски, покрывавшей три перекладины моста. Тот конец, на котором стоял штатский, почти - но не совсем - доходил до четвертой. Раньше эта доска удерживалась в равновесии тяжестью капитана; теперь его место занял сержант. По сигналу капитана сержант должен был шагнуть в сторону, доска качнуться и осужденный - повиснуть в пролете между двумя перекладинами. Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению.

герой, внутренняя речь : Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!

авторская речь : Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях.

внутренняя речь : До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший берега, ниже по течению - маленький форт, рота солдат, плывущее бревно - все отвлекало его. А теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне; в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика. То, что он слышал, было тиканье его часов.

авторская речь : Он открыл глаза и снова увидел воду под ногами.

внутренняя речь : 'Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков'.

авторская речь : Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту. Сержант отступил в сторону.

ЧАСТЬ 2

авторская речь : Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться.

несобственно-прямая речь : Он верил, что такой случай ему представится, как он представляется всем в военное время. А пока он делал, что мог. Не было услуги - пусть самой скромной, - которой он с готовностью не оказал бы делу Юга; не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все.

авторская речь : Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться. Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно исполнить его просьбу. Как только она ушла, ее муж подошел к запыленному всаднику и стал расспрашивать о положении на фронте.

герой, солдат : - Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.

герой, Пэйтон Факуэр - А далеко до моста? - спросил Факуэр.

герой, солдат - Миль тридцать.

герой, Пэйтон Факуэр - А наш берег охраняется?

герой, солдат - Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту.

герой, Пэйтон Факуэр -  А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, - с улыбкой сказал Факуэр, - что мог бы он сделать?

авторская речь : Солдат задумался.

герой, солдат - Я был там с месяц назад, - ответил он, - и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля.

авторская речь : Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело, он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик федеральных войск.

ЧАСТЬ 3

авторская речь : Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции, превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел кверху; уши ему наполнил неистовый рев; наступили холод и мрак. Мозг снова заработал;

несобственно-прямая речь : он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду. Но он не захлебнулся, петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие.

внутренняя речь : Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее?

авторская речь : Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет,

внутренняя речь : но как далеко, как недосягаемо далеко!

несобственно-прямая речь : По-видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с сожалением, ибо теперь ему было хорошо. 'Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным'.
Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника. Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво! Веревка упала, руки его разъединились и всплыли, он смутно различал их в ширящемся свете.

авторская речь : Он с растущим вниманием следил за тем, как сначала одна, потом другая ухватились за петлю на его шее. Они сорвали ее, со злобой отшвырнули.

внутренняя речь : 'Наденьте, наденьте опять!'

несобственно-прямая речь : Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела как в огне; сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь вырваться наружу.

авторская речь : Все тело корчилось в мучительных конвульсиях. Но непокорные руки не слушались его приказа. Они били по воде сильными короткими ударами сверху вниз, выталкивая его на поверхность.

несобственно-прямая речь : Он почувствовал, что голова его поднялась над водой; глаза ослепило солнце; грудная клетка судорожно расширилась, - и в апогее боли его легкие наполнились воздухом.
Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды.
Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все, вплоть до насекомых в листве - цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, - все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды.

авторская речь : Он всплыл на поверхность спиной к мосту; в то же мгновение видимый мир стал медленно вращаться вокруг него, словно вокруг своей оси, и он увидел мост, укрепление на откосе, капитана, сержанта, обоих солдат - своих палачей. Силуэты их четко выделялись на голубом небе. Они кричали и размахивали руками, указывая на него; капитан выхватил пистолет, но не стрелял, у остальных не было в руках оружия.
Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами. Опять раздался выстрел, и он увидел одного из часовых - ружье было вскинуто, над дулом поднимался сизый дымок. Человек в воде увидел глаз человека на мосту, смотревший на него сквозь щель прицельной рамки. Он отметил серый цвет глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими. Но стрелок промахнулся.
Встречное течение подхватило Факуэра и снова повернуло его лицом к лесистому берегу. Позади него раздался отчетливый и звонкий голос, и звук этого голоса, однотонный и певучий, донесся по воде так внятно, что прорвал и заглушил все остальные звуки, даже журчание воды в его ушах. Факуэр, хоть и не был военным, достаточно часто посещал военные лагеря, чтобы понять грозный смысл этого нарочито мерного, протяжного напева; командир роты, выстроенной на берегу, вмешался в ход событий. Как холодно и неумолимо, с невозмутимой модуляцией, рассчитанной на то, чтобы внушить спокойствие солдатам, с обдуманной раздельностью прозвучали жестокие слова:

герой, командир роты : - Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!

авторская речь : Факуэр нырнул - нырнул как можно глубже. Вода взревела в его ушах, словно то был Ниагарский водопад, но он все же услышал приглушенный гром залпа и, снова всплывая на поверхность, увидел блестящие кусочки металла, странно сплющенные, которые, покачиваясь, медленно опускались на дно. Некоторые из них коснулись его лица и рук, затем отделились, продолжая опускаться.

несобственно-прямая речь : Когда он, задыхаясь, всплыл на поверхность, он понял, что пробыл под водой долго; его довольно далеко отнесло течением - прочь от опасности.

авторская речь : Солдаты кончали перезаряжать ружья; стальные шомполы, выдернутые из стволов, все сразу блеснули на солнце, повернулись в воздухе и стали обратно в свои гнезда. Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину - и безуспешно.
Беглец видел все это, оглядываясь через плечо; теперь он уверенно плыл по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль приобрела быстроту молнии.

внутренняя речь : 'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься'.

авторская речь : Но вот в двух ярдах от него - чудовищный всплеск и тотчас же громкий стремительный гул, который, постепенно слабея, казалось, возвращался по воздуху к форту и наконец завершился оглушительным взрывом, всколыхнувшим реку до самых глубин! Поднялась водяная стена, накренилась над ним, обрушилась на него, ослепила, задушила. В игру вступила пушка. Пока он отряхнулся, высвобождаясь из вихря вспененной воды, он услышал над головой жужжанье отклонившегося ядра, и через мгновение из лесу донесся треск ломающихся ветвей.

внутренняя речь : 'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая'.

несобственно-прямая речь : Вдруг он почувствовал, что его закружило, что он вертится волчком. Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота солдат - все перемешалось и расплылось. Предметы заявляли о себе только своим цветом. Бешеное вращение горизонтальных цветных полос - вот все, что он видел.

авторская речь : Он попал в водоворот, и его крутило и несло к берегу с такой быстротой, что он испытывал головокружение и тошноту. Через несколько секунд его выбросило на песок левого - южного - берега, за небольшим выступом, скрывшим его от врагов. Внезапно прерванное движение, ссадина на руке, пораненной о камень, привели его в чувство, и он заплакал от радости. Он зарывал пальцы в песок, пригоршнями сыпал его на себя и вслух благословлял его.

несобственно-прямая речь : Крупные песчинки сияли, как алмазы, как рубины, изумруды: они походили на все, что только есть прекрасного на свете. Деревья на берегу были гигантскими садовыми растениями, он любовался стройным порядком их расположения, вдыхал аромат их цветов. Между стволами струился таинственный розоватый свет, а шум ветра в листве звучал, как пение золотой арфы.

авторская речь : Свист и треск картечи в ветвях высоко над головой нарушили его грезы. Канонир, обозлившись, наугад послал ему прощальный привет. Он вскочил на ноги, взбежал по отлогому берегу и укрылся в лесу.
Весь день он шел, держа направление по солнцу. Лес казался бесконечным; нигде не видно было ни прогалины, ни хотя бы охотничьей тропы. Он и не знал, что живет в такой глуши.
К вечеру он обессилел от усталости и голода. Но мысль о жене и детях гнала его вперед. Наконец он выбрался на дорогу и почувствовал, что она приведет его к дому.

несобственно-прямая речь : Она была широкая и прямая, как городская улица, но, по-видимому, никто по ней не ездил. Поля не окаймляли ее, не видно было и строений. Ни намека на человеческое жилье, даже ни разу не залаяла собака. Черные стволы могучих деревьев стояли отвесной стеной по обе стороны дороги, сходясь в одной точке на горизонте, как линии на перспективном чертеже. Взглянув вверх из этой расселины в лесной чаще, он увидел над головой крупные золотые звезды - они соединялись в странные созвездия и показались ему чужими. Он чувствовал, что их расположение имеет тайный и зловещий смысл. Лес вокруг него был полон диковинных звуков, среди которых - раз, второй и снова - он ясно расслышал шепот на незнакомом языке.

авторская речь : Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла. Он знал, что на ней черный круг - след от веревки. Глаза были выпучены, он уже не мог закрыть их. Язык распух от жажды; чтобы унять в нем жар, он высунул его на холодный воздух.

несобственно-прямая речь : Какой мягкой травой заросла неезженая дорога! Он не чувствовал ее под ногами!
Очевидно, несмотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь перед ним была совсем иная картина, - может быть, он просто очнулся от бреда.

авторская речь : Он стоит у ворот своего дома.

несобственно-прямая речь : Все осталось как было, когда он покинул его, и все радостно сверкает на утреннем солнце. Должно быть, он шел всю ночь. Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья - вся изящество и благородство. Как она прекрасна!

авторская речь :  Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него - затем мрак и безмолвие!
Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей.

СЛУЧАЙ НА МОСТУ ЧЕРЕЗ СОВИНЫЙ РУЧЕЙ. АМБРОЗ БИРС
1
Повествование от третьего лица. Это позиция объективного наблюдателя, его задача – зафиксировать все увиденное. Повествователь ограничивается только тем, что он может передать как наблюдатель, остальное он выдвигает как ряд гипотез с помощью слов «по-видимому», «на вид…», «судя по…»
На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей — двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем "на караул", то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, — поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища. По-видимому, знать о том, что происходит на мосту, не входило в обязанности часовых; они только преграждали доступ к настилу. 
Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост. На другом берегу местность была открытая — пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных бревен, с бойницами для ружей и амбразурой, из которой торчало жерло наведенной на мост медной пушки. По откосу, на полпути между мостом и укреплением, выстроились зрители — рота солдат-пехотинцев в положении "вольно": приклады упирались в землю, стволы были слегка наклонены к правому плечу, руки скрещены над ложами. Справа от строя стоял лейтенант, сабля его была воткнута в землю, руки сложены на эфесе. За исключением четверых людей на середине моста, никто не двигался. Рота была повернута фронтом к мосту, солдаты застыли на месте, глядя прямо перед собой. Часовые, обращенные лицом каждый к своему берегу, казались статуями, поставленными для украшения моста. Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний. Смерть — высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге. По кодексу военного этикета безмолвие и неподвижность знаменуют глубокое почтение.
Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по платью — такое обычно носили плантаторы, — он был штатский. Черты лица правильные — прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука. Он носил усы и бороду клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее. Он ничем не походил на обычного преступника. Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей всякого рода, не исключая и джентльменов.
Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил доску, на которой стоял. Сержант повернулся к капитану, отдал честь и тут же встал позади него, после чего капитан тоже сделал шаг в сторону. В результате этих перемещений осужденный и сержант очутились на концах доски, покрывавшей три перекладины моста. Тот конец, на котором стоял штатский, почти — но не совсем — доходил до четвертой. Раньше эта доска удерживалась в равновесии тяжестью капитана; теперь его место занял сержант. По сигналу капитана сержант должен был шагнуть в сторону, доска — качнуться и осужденный — повиснуть в пролете между двумя перекладинами. 
Далее ясно видна авторская обработка чужого слова. Переданы чувства и мысли героя
Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению. 
Несобственнопрямая речь героя:
Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!
авторская обработка чужого слова. 
Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях. До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший берега, ниже по течению — маленький форт, рота солдат, плывущее бревно — все отвлекало его. А теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких — резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне: в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал нового удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость они приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика. То, что он слышал, было тиканье его часов.
Он открыл глаза и снова увидел воду под ногами.
Внутренний монолог героя:
 "Высвободить бы только руки, — подумал он, — я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков".
Вновь повествователь от третьего лица, всезнающий, квадратный скобки подчеркивают:
Когда эти мысли, [которые здесь приходится излагать словами,] сложились в сознании обреченного, точнее — молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту. Сержант отступил в сторону.
2Снова объективная позиция автора, всеведущий повествователь
Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение Южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым, не зависящим от него обстоятельствам, [о которых здесь нет надобности говорить], ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться. Он верил, что такой случай ему представится, как он представляется всем в военное время. А пока он делал, что мог. Не было услуги — пусть самой скромной, — которой он с готовностью не оказал бы делу Юга; не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все.
Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться. Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно исполнить его просьбу. Как только она ушла, ее муж подошел к запыленному всаднику и стал жадно расспрашивать его о положении на фронте.
— Янки восстанавливают железные дороги, — сказал солдат, — и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.
Далее прямая речь, диалог:
— А далеко до моста? — спросил Факуэр.
— Миль тридцать.
— А наш берег охраняется?
— Только сторожевой пост на линии, в полмили от реки, да часовой на мосту.
— А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, — с улыбкой сказал Факуэр, — что мог бы он сделать?
Солдат задумался.
— Я был там с месяц назад, — ответил он, — и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля.
Всезнающий повествователь:
Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело, он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. [Это был лазутчик федеральных войск.]
3 Далее вновь авторская обработка чужого слова
(почему именно в третьей части этот прием используется, показывая мысли, чувства, боль человека? Акцент сделан на раскрытие момента, когда герой оказывается между жизнью и смертью – одна из тем, которую часто затрагивает автор в своих произведениях. Даже сам мост – становится символом границы между нашим миром и миром иным). Заметим также, что по объемуименно третья часть рассказа является наиболее большой.
Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он — через тысячелетие, казалось ему, — от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила — голова гудела от сильного прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции, превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел кверху; уши ему наполнил неистовый рев, наступили холод и мрак. Мозг снова заработал; он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду. Но он не захлебнулся; петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие.
Внутренний монолог героя
. Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? 
авторская обработка чужого слова
Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, 
Несобственнопрямая речь героя
но как далеко, как недосягаемо далеко! 
авторская обработка чужого слова
По-видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с сожалением, ибо теперь ему было хорошо
Внутренний монолог героя:
". Быть повешенным и утопленным, — подумал он, — это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным. Нет, меня не пристрелят; это было бы несправедливо".
авторская обработка чужого слова
Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника. 
Несобсвеннопрямая речь героя:
Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!
авторская обработка чужого слова
 Веревка упала, руки его разъединились и всплыли, он смутно различал их в ширящемся свете. Он с растущим вниманием следил за тем, как сначала одна, потом другая ухватилась за петлю на его шее. Они сорвали ее, со злобой отшвырнули, она извивалась, как уж.
Внутренний монолог героя:
"Наденьте, наденьте опять!
авторская обработка чужого слова
 Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела, как в огне; сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь вырваться наружу. Все тело корчилось в мучительных конвульсиях. Но непокорные руки не слушались его приказа. Они били по воде сильными, короткими ударами сверху вниз, выталкивая его на поверхность. Он почувствовал, что голова его поднялась над водой; глаза ослепило солнце; грудная клетка судорожно расширилась — и в апогее боли его легкие наполнились воздухом, который он тут же с воплем исторгнул из себя.
Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все вплоть до насекомых в листве — цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, — все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у самых его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды.
Он всплыл на поверхность спиной к мосту; в то же мгновение видимый мир стал медленно вращаться вокруг него, словно вокруг своей оси, и он увидел мост, укрепление на откосе, капитана, сержанта, обоих солдат — своих палачей. Силуэты их четко выделялись на голубом небе. Они кричали и размахивали руками, указывая на него; капитан выхватил пистолет, но не стрелял; у остальных не было в руках оружия. Их огромные жестикулирующие фигуры были нелепы и страшны.
Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами. Опять раздался выстрел, и он увидел одного из часовых, — ружье было вскинуто, над дулом поднимался сизый дымок. Человек в воде увидел глаз человека на мосту, смотревший на него сквозь щель прицельной рамки. Он отметил серый цвет этого глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими и что будто бы все знаменитые стрелки сероглазы. Однако этот сероглазый стрелок промахнулся.

Встречное течение подхватило Факуэра и снова повернуло его лицом к лесистому берегу. Позади него раздался отчетливый и звонкий голос, и звук этого голоса, однотонный и певучий, донесся по воде так внятно, что прорвал и заглушил все остальные звуки, даже журчание воды в его ушах. Факуэр, хоть и не был военным, достаточно часто посещал военные лагеря, чтобы понять грозный смысл этого нарочито мерного, протяжного напева; командир роты, выстроенной на берегу, вмешался в ход событий. Как холодно и неумолимо, с какой уверенной невозмутимой модуляцией, рассчитанной на то, чтобы внушить спокойствие солдатам, с какой обдуманной раздельностью прозвучали жесткие слова:
Прямая речь:
— Рота. смирно!... Ружья к плечу!... Готовсь... Целься... Пли!
авторская обработка чужого слова:
Факуэр нырнул — нырнул как можно глубже. Вода взревела в его ушах, словно то был Ниагарский водопад, но он все же услышал приглушенный гром залпа и, снова всплывая на поверхность, увидел блестящие кусочки металла, странно сплющенные, которые, покачиваясь, медленно опускались на дно. Некоторые из них коснулись его лица и рук, затем отделились, продолжая опускаться. Один кусочек застрял между воротником и шеей; стало горячо, и Факуэр его вытащил.
Когда он, задыхаясь, всплыл на поверхность, он понял, что пробыл под водой долго; его довольно далеко отнесло течением —прочь от опасности. Солдаты кончали перезаряжать ружья; стальные шомполы, выдернутые из стволов, все сразу блеснули на солнце, повернулись в воздухе и стали обратно в свои гнезда. Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину — и безуспешно.
Беглец видел все это, оглядываясь через плечо; теперь он уверенно плыл по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль приобрела быстроту молнии.
Внутренний монолог неоя
"Лейтенант, — рассуждал он, — допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо дело, от всех не спасешься". 
авторская обработка чужого слова
Но вот в двух ярдах от него — чудовищный всплеск и тотчас же громкий стремительный гул, который, постепенно слабея, казалось, возвращался по воздуху к форту и наконец завершился оглушительным взрывом, всколыхнувшим реку до самых глубин! Поднялась водяная стена, накренилась над ним, обрушилась на него, ослепила, задушила. В игру вступила пушка. Пока он отряхивался, высвобождаясь из вихря вспененной воды, он услышал над головой жужжанье отклонившегося ядра, и через мгновение из лесу донесся треск ломающихся ветвей. 
Внутренний монолог героя
"Больше они этого не сделают, — думал Факуэр, — теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым — звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая! 
авторская обработка чужого слова
Вдруг он почувствовал, что его закружило, что он вертится волчком. Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота солдат — все перемешалось и расплылось. Предметы заявляли о себе только своим цветом. Бешеное вращение горизонтальных цветных полос — вот все, что он видел. Он попал в водоворот, и его крутило и несло к берегу с такой быстротой, что он испытывал головокружение и тошноту. Через несколько секунд его выбросило на песок левого — южного — берега, за небольшим выступом, скрывшим его от врагов. Внезапно прерванное движение, ссадина на руке, пораненной о камень, привели его в чувство, и он заплакал от радости. Он зарывал пальцы в песок, пригоршнями сыпал его на себя и вслух благословлял его. Крупные песчинки сияли, как алмазы, как рубины, изумруды: они походили на все, что только есть прекрасного на свете. Деревья на берегу были гигантскими садовыми растениями, он любовался стройным порядком их расположения, вдыхал аромат их цветов. Между стволами струился таинственный розоватый свет, а шум ветра в листве звучал, как пение эоловой арфы. Он не испытывал желания продолжать свой побег, он охотно остался бы в этом волшебном уголке, пока его не настигнут.
Свист и треск картечи в ветвях высоко над головой нарушили его грезы. Канонир, обозлившись, наугад послал ему прощальный привет. Он вскочил на ноги, бегом взбежал по отлогому берегу и укрылся в лесу.
Весь день он шел, держа направление по солнцу. Лес казался бесконечным; нигде не видно было ни прогалины, ни хотя бы охотничьей тропы. Он и не знал, что живет в такой глуши. В этом открытии было что-то жуткое.
К вечеру он обессилел от усталости и голода. Но мысль о жене и детях гнала его вперед. Наконец он выбрался на дорогу и почувствовал, что она приведет его к дому. Она была широкая и прямая, как городская улица, но, по-видимому, никто по ней не ездил. Поля не окаймляли ее, не видно было и строений. Ни намека на человеческое жилье, даже ни разу не залаяла собака. Черные стволы могучих деревьев стояли отвесной стеной по обе стороны дороги, сходясь в одной точке на горизонте, как линии на перспективном чертеже. Взглянув вверх из этой расселины в лесной чаще, он увидел над головой крупные золотые звезды —они соединялись в странные созвездия и показались ему чужими. Он чувствовал, что их расположение имеет тайный и зловещий смысл. Лес вокруг него был полон диковинных звуков, среди которых — раз, второй и снова — он ясно расслышал шепот на незнакомом языке.
Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла. Он знал, что на ней черный круг — след веревки. Глаза были выпучены, он уже не мог закрыть их. Язык распух от жажды: чтобы унять в нем жар, он высунул его на холодный воздух. 
Несобственно прямая речь героя:
Какой мягкой травой заросла эта неезженная дорога! Он уже не чувствовал ее под ногами!
Внутренний монолог героя:
Очевидно, не смотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь перед ним была совсем другая картина, — может быть, он просто очнулся от бреда. Он стоит у ворот своего дома. Все осталось как было, когда он покинул его, и все радостно сверкает на утреннем солнце. Должно быть, он шел всю ночь. Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья, — вся изящество и благородство. 
Несобственно прямая речь героя:
Как она прекрасна! 
авторская обработка чужого слова
Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него — затем мрак и безмолвие! – смерть героя, дальше его речь навсегда кончается
И снова жестокая объективность позиции автора, всезнающий повествователь: (он показывает реальность – на войне нет счастья, а смерть всегда безжалостна)
Пэйтон Факуэр был мертв; тело его, с переломанной шеей, мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей. (сова – символ смерти)
Вывод: переплетение приема авторской обработки слов героя и речи повествователя сплетают сюжет и при этом контрастируют друг с другом – там, где возникают мысли героя – иллюзии, достижение гармонии, счастья, уход человека от реальности, субъективность времени в то время, как слова повествователя горькая действительность, обреченность, война, смерть. Это два разных временных пласта, где побеждает в конце концов реальное время и смерть. Несобственнопрямая речь героя чаще всего выражается восклицательными предложениями – как еще один из способов для передачи стремления героя к жизни.

Часть 1:

В первой части читатель видит происходящее преимущественно глазами автора-повествователя, который, очевидно, не является всеведущим: ограниченность его знания подчеркивается тем, что, характеризуя героя и окружающую его действительность, он о многом лишь догадывается, не зная истины наверняка («По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост.», «Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский.»)

Затем автор с помощью несобственно-прямой речи дает читателям возможность услышать самого героя («Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению. Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!»)

Далее следует повествование от третьего лица, посредством которого всеведущий автор открывает нам мысли и чувства героя («Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях», «теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне»)

Завершается первая часть внутренним монологом главного героя («Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков»)

Часть 2:

В начале второй части события описываются с точки зрения всеведущего повествователя («По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться.»)

Далее мы узнаем о событиях из прямой речи героев («- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.

- А далеко до моста? - спросил Факуэр.

- Миль тридцать.

- А наш берег охраняется?»)

Часть 3:

Третья часть открывается повествованием от третьего лица («Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья.», «Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется.»)

Затем происходит смещение точки зрения: повествование всеведущего автора сменяется несобственно-прямой речью («Но он не захлебнулся, петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие. Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо далеко!»), а несобственно прямая речь — внутренней речью героя («Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным»). Далее это чередование повествования от третьего лица («Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки»), несобственно-прямой речи («Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника. Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!») и внутренней речи повторяется («Наденьте, наденьте опять!»). Благодаря этому приему поочередной смены точек зрения, мы, все глубже проникая в мысли героя, в полной узнаем о всех движениях его души, чувствах, эмоциях.

Далее довольно продолжительное описание событий от третьего лица («Он всплыл на поверхность спиной к мосту; в то же мгновение видимый мир стал медленно вращаться вокруг него, словно вокруг своей оси, и он увидел мост, укрепление на откосе, капитана, сержанта, обоих солдат - своих палачей.», «Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами») прерывается, словно выстрелом, отрывистой прямой речью («- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!»)

Следующие за этим описания всеведущего повествователя («Беглец видел все это, оглядываясь через плечо; теперь он уверенно плыл по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль приобрела быстроту молнии.») сменяются внутренней речью героя («'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься'.»)

Чувства героя в конце третьей части передаются с помощью несобственно-прямой речи и ее восклицательной интонации («Язык распух от жажды; чтобы унять в нем жар, он высунул его на холодный воздух. Какой мягкой травой заросла неезженая дорога! Он не чувствовал ее под ногами!», «Как она прекрасна! Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него - затем мрак и безмолвие!»)

В последнем предложении рассказа ракурс резко сменяется, чувствуется яркий контраст между настроением повествования (от трогательно-взволнованных восклицаний до практически безымоционального изложения фактов). Теперь мы видим героя глазами именно того постороннего наблюдателя, с точки зрения которого мы обозревали начало казни («Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей»).

Амброуз Бирс "Случай на мосту через Совиный ручей"

Часть 1.
Мы можем наблюдать:
- внутренний монолог: «Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков»
- повествование от 3 лица: «Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост…»
- несобственно-прямую речь: «Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!»
- поток сознания: «Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге»

Часть 2:
Мы можем наблюдать:
- повествование от 3 лица: «Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы…»
- прямая речь: «Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу.»

Часть 3:
Мы можем наблюдать:
- автор повествователь: «Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника.»
- прямая речь: «- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!»
- косвенная речь: «Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла.»
- внутренний монолог: ««Какой мягкой травой заросла неезженая дорога!»
- повествование от 3 лица: «Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину - и безуспешно.»

Текст 1

«На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен…», «Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем 'на караул', то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища.»


«По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост.»…«Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский.»


«Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению.»…
«Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях. До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший берега, ниже по течению - маленький форт, рота солдат, плывущее бревно - все отвлекало его. А теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне; в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким.»…


«Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!»


«'Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков'.»


Текст 2

«Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом…»…« Это был лазутчик федеральных войск.»



«…он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться. Он верил, что такой случай ему представится, как он представляется всем в военное время. А пока он делал, что мог.»


«- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению.»…«- А далеко до моста? - спросил Факуэр.», «- Миль тридцать.», «- А наш берег охраняется?», «- Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту.»…

Текст 3


«Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара…»…«…он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции, превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний…»…«Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за своими попытками…».


«Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее?», «Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!».


«…прозвучали жестокие слова: - Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!»


«'Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным'…», «'Наденьте, наденьте опять!'», «'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься'.», «'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая'.».

Рассказ Амброуза Бирса "Случай на мосту через Совиный ручей”.

1 часть.
В 1 части повествование ведется в основном от лица нейтрального повествователя (По Николаеву А.И, его еще называют собственно повествователь, а такую форму часто не очень точно называют повествованием от третьего лица):
1) “На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен [...] Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний”,
2)  “По кодексу военного этикета безмолвие знаменует глубокое почтение. Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский. Черты лица правильные - прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука [...] Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению”,
3) “Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях. До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший берега, ниже по течению - маленький форт, рота солдат, плывущее бревно - все отвлекало его. А теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне; в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика. То, что он слышал, было тиканье его часов. Он открыл глаза и снова увидел воду под ногами. [...] подумал он [...] Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту. Сержант отступил в сторону”.

(По Николаеву А.И.) Повествователь никак не обозначен: у него нет имени, он не принимает участия в описываемых событиях. Его нельзя назвать всеведущим, потому что он не обладает полной информацией о герое и об описываемых событиях, например, почему он оказался именно здесь, что именно привело к тому, что герой был приговорен к смерти, как зовут героя и так далее. То есть повествователь рассказывает именно то, что, так сказать, “видит в данный момент”. Об этом нам говорит следующее:

1) “На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним” - повествователь не знает имени этого человека.
2) “По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост” - повествователь не знает наверняка, а только предполагает.
3) “Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять” - повествователь лишь предполагает, сколько лет герою.
4) “Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский” - повествователь догадывается о том, кто есть герой, лишь опираясь на собственную, так сказать, эрудицию, он не знает, кто он на самом деле.
5) “Он носил усы и бородку клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее. Он ничем не походил на обычного преступника” - повествователь не обладает знаниями о том, почему герой приговорен к смерти.

Кроме того, в 1 части рассказа также присутствуют элементы несобственно-прямой речи, точка зрения героя, его мысли и впечатления как бы вклинились в повествование от 3-го лица: “Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!”. Мне кажется, это также можно назвать потоком сознания героя.

Также можно увидеть слияние точек зрения повествователя и героя, ведь уже сложно перевести эти слова в прямую речь, как это можно сделать с несобственно-прямой речью: “Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге.”

Также есть внутренний монолог героя, что помогает читателю взглянуть на ситуацию с другой точки зрения, более точно понять, что чувствует и переживает герой: “Высвободить бы только руки, [...] я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков”

2 часть.
Во 2 части рассказа повествование продолжается от третьего лица, однако повествователь становится уже всеведущим. Ведь уже упоминается имя героя, рассказывается о том, кем является этот герой, его история:
1) “Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан [...] не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все”,
2) “Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться. Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно исполнить его просьбу. Как только она ушла, ее муж подошел к запыленному всаднику и стал расспрашивать о положении на фронте”,
3) “…спросил Факуэр [...] с улыбкой сказал Факуэр [...] Солдат задумался [...] ответил он”,
4) “Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело, он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик федеральных войск.”

Кроме того, подтверждением того, что повествователь всеведущий, является фраза: “По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить…”. То есть повествователь знает еще больше, чем рассказывает читателю.

Также в 2 части есть прямая речь, представленная диалогом между героями:
“- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.
- А далеко до моста? - спросил Факуэр.
- Миль тридцать.
- А наш берег охраняется?
- Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту.
- А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, - с улыбкой сказал Факуэр, - что мог бы он сделать?
[...]
- Я был там с месяц назад, - ответил он, - и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля.”

Это помогает читателю как бы погрузиться в описываемую всеведущим повествователем ситуацию, понять наиболее точно характер героев, ведь их речь может о многом сказать, так как сохраняются ее индивидуальные и стилистические особенности.

3 часть.
В 3 же части можно увидеть гораздо больше форм повествования.
Во-первых, это, как и в предыдущих частях, повествование от третьего лица, но однако события показаны в основном уже с точки зрения героя, передаются его ощущения, внутреннее состояние через описание, например:
1) “Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови”,
2) “И вдруг со страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел кверху; уши ему наполнил неистовый рев; наступили холод и мрак. Мозг снова заработал; он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду. Но он не захлебнулся, петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие”,
3) “Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки”,
4) “Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела как в огне; сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь вырваться наружу. Все тело корчилось в мучительных конвульсиях”,
5) “Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами. Опять раздался выстрел, и он увидел одного из часовых - ружье было вскинуто, над дулом поднимался сизый дымок”,
6) “Вдруг он почувствовал, что его закружило, что он вертится волчком. Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота солдат - все перемешалось и расплылось. Предметы заявляли о себе только своим цветом. Бешеное вращение горизонтальных цветных полос - вот все, что он видел”,
7) “Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла. Он знал, что на ней черный круг - след от веревки. Глаза были выпучены, он уже не мог закрыть их. Язык распух от жажды; чтобы унять в нем жар, он высунул его на холодный воздух”,
и так далее.

Во-вторых, нередко это описание повествователем с точки зрения героя переходит во внутренний монолог этого героя:
1) “Быть повешенным и утопленным, (- подумал он,) - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным”,
2) “Наденьте, наденьте опять!”,
3) “Лейтенант, (- рассуждал он, -) допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься”,
4) “Больше они этого не сделают, ( - думал Факуэр, - ) теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая”.

Возможно, этот переход между формами повествования показывает то, насколько сильны были переживания и насколько быстрый был поток мыслей героя, что это словно, так сказать, “вырвалось наружу”, поэтому и показан внутренний монолог, а не просто повествование с точки зрения героя и использование несобственно-прямой речи. Это помогает еще более точно передать внутренние переживания героя и его состояние.

В-третьих, можно увидеть в 3-ей части и слияние точек зрения повествователя и героя (ведь уже довольно сложно перевести эти фразы в прямую речь, что можно сделать с несобственно-прямой речью):
1) “Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее?”,
2) “…но как далеко, как недосягаемо далеко!”,
3) “Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!” - или же это можно назвать потоком сознания героя,
4) “Какой мягкой травой заросла неезженая дорога!”,
5) “Как она прекрасна!”.

Кроме того, есть и прямая речь командира роты: “Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!”. Она резко перемещает читателя в описываемые события, как бы вовлекает его туда, будто он сам слышит этот голос, эти приказания.

1 часть:
Рассказ начинает нейтральный повествователь, то есть рассказчик никак не обозначен, у него нет имени, он не принимает участия в описываемых событиях: На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем 'на караул', то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища.
Нейтральный повествователь здесь будто сторонний наблюдатель действия, ему многое неизвестно, он делает свои предположения: По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост.; Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять.; Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский.; Он ничем не походил на обычного преступника.
Нейтральный повествователь сменяется автором-повествователем, который комментирует происходящее: «Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге.»; «По кодексу военного этикета безмолвие знаменует глубокое почтение.»; «Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей, не исключая и джентльменов.»
Затем снова появляется нейтральный повествователь: Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил доску, на которой стоял. Сержант повернулся к капитану, отдал честь и тут же встал позади него, после чего капитан тоже сделал шаг в сторону. В результате этих перемещений осужденный и сержант очутились на концах доски, покрывавшей три перекладины моста. Тот конец, на котором стоял штатский, почти - но не совсем - доходил до четвертой. Раньше эта доска удерживалась в равновесии тяжестью капитана; теперь его место занял сержант. По сигналу капитана сержант должен был шагнуть в сторону, доска качнуться и осужденный - повиснуть в пролете между двумя перекладинами. Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению. <...>
Несобственно-прямая речь: Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!
Внутренняя речь героя: 'Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков'.
В 1-ой части преобладает стандартное повествование от 3-его лица.
2 часть:
Во 2-ой части представлено стандартное повествование от 3-его лица.
Здесь повествователь всеведущий, он сообщает не только основную информацию о главном героя, но и о его мечтах и желаниях: «…он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться…»
Прямая речь героев:
- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.
- А далеко до моста? - спросил Факуэр.
<…>
3-я часть:
Представлено стандартное повествование от 3-его лица.
Повествователь рассказывает читателю, что было, если бы герой выжил. Он предполагает, что чувствовал бы герой: «Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой.»
Повествователь всеведущ: "Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей".
Несобственно-прямая речь: «через тысячелетие, казалось ему...»; …но как далеко, как недосягаемо далеко!»; «Какой мягкой травой заросла неезженая дорога!»; «Он не чувствовал ее под ногами!»
Внутренняя речь героя: «Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее?»; «Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным»; «Как она прекрасна!»
Прямая речь второстепенных героев: Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!
Поток сознания: «Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!"

Часть 1
На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем 'на караул', то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища.(повествование от третьго лица)

Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост. На другом берегу местность была открытая - пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных бревен, с бойницами для ружей и амбразурой, из которой торчало жерло наведенной на мост медной пушки. По откосу, на полпути между мостом и укреплением, выстроились зрители - рота солдат-пехотинцев в положении 'вольно': приклады упирались в землю, стволы были слегка наклонены к правому плечу, руки скрещены над ложами. Справа от строя стоял лейтенант, сабля его была воткнута в землю, руки сложены на эфесе. За исключением четверых людей на середине моста, никто не двигался. Рота была повернута фронтом к мосту, солдаты застыли на месте, глядя прямо перед собой. Часовые, обращенные лицом каждый к своему берегу, казались статуями, поставленными для украшения моста (повествование от третьего лица).

Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний. Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге. По кодексу военного этикета безмолвие знаменует глубокое почтение. (повествование от третьего лица)

Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский. Черты лица правильные - прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука. Он носил усы и бородку клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее. Он ничем не походил на обычного преступника. Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей, не исключая и джентльменов(повествование от третьего лица).

Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил доску, на которой стоял. Сержант повернулся к капитану, отдал честь и тут же встал позади него, после чего капитан тоже сделал шаг в сторону. В результате этих перемещений осужденный и сержант очутились на концах доски, покрывавшей три перекладины моста. Тот конец, на котором стоял штатский, почти - но не совсем - доходил до четвертой. Раньше эта доска удерживалась в равновесии тяжестью капитана; теперь его место занял сержант. По сигналу капитана сержант должен был шагнуть в сторону, доска качнуться и осужденный - повиснуть в пролете между двумя перекладинами. Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению(повествование от третьго лица). Как медленно оно плыло! Какая ленивая река! (внутреняя речь)

Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях. До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший берега, ниже по течению - маленький форт, рота солдат, плывущее бревно - все отвлекало его. А теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне; в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика. То, что он слышал, было тиканье его часов(повествование от третьего лица).

Он открыл глаза и снова увидел воду под ногами(повествование от третьего лица). 'Высвободить бы только руки, (внутренняя речь) - подумал он(повествование от третьего лица), - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков' (внутренняя речь).

Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту. Сержант отступил в сторону.(повествование от третьего лица)

Часть 2

Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться. Он верил, что такой случай ему представится, как он представляется всем в военное время. А пока он делал, что мог. Не было услуги - пусть самой скромной, - которой он с готовностью не оказал бы делу Юга; не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все.(повествование от третьго лица)

Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться. Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно исполнить его просьбу. Как только она ушла, ее муж подошел к запыленному всаднику и стал расспрашивать о положении на фронте.(повествование от третьго лица)

- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат(повествование от третьго лица), - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ. (речь персонажа)

- А далеко до моста? (речь персонажа) - спросил Факуэр(повествование от третьго лица).

- Миль тридцать. (речь персонажа)

- А наш берег охраняется? (речь персонажа)

- Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту. (речь персонажа)

- А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым (речь персонажа), - с улыбкой сказал Факуэр (повествование от третьего лица), - что мог бы он сделать?

Солдат задумался (повествование от третьего лица).

- Я был там с месяц назад, - ответил он(повествование от третьго лица), - и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля. (речь персонажа),

Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело, он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик федеральных войск. (повествование от третьего лица)

Третья часть
Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции, превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел кверху; уши ему наполнил неистовый рев; наступили холод и мрак. Мозг снова заработал(повествование от третьго лица); он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду (косвенная речь). Но он не захлебнулся, петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие (повествование от третьго лица). Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? (внутренняя речь) Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет (поток сознания?), но как далеко, как недосягаемо далеко! (внутреняя речь) По- видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с сожалением, ибо теперь ему было хорошо. 'Быть повешенным и утопленным, - подумал он(повествование от третьго лица), - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным' (внутренняя речь).

Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника. (повествование от третьго лица)

Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво! (повествование от третьего лица - наблюдатель восхищается) Веревка упала, руки его разъединились и всплыли, он смутно различал их в ширящемся свете. Он с растущим вниманием следил за тем, как сначала одна, потом другая ухватились за петлю на его шее. Они сорвали ее, со злобой отшвырнули. (повествование от третьго лица)

'Наденьте, наденьте опять!' (внутренняя речь) Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела как в огне; сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь вырваться наружу. Все тело корчилось в мучительных конвульсиях. Но непокорные руки не слушались его приказа. Они били по воде сильными короткими ударами сверху вниз, выталкивая его на поверхность. Он почувствовал, что голова его поднялась над водой; глаза ослепило солнце; грудная клетка судорожно расширилась, - и в апогее боли его легкие наполнились воздухом.(повествование от третьго лица)

Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все, вплоть до насекомых в листве - цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, - все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды (повествование от третьго лица).

Он всплыл на поверхность спиной к мосту; в то же мгновение видимый мир стал медленно вращаться вокруг него, словно вокруг своей оси, и он увидел мост, укрепление на откосе, капитана, сержанта, обоих солдат - своих палачей. Силуэты их четко выделялись на голубом небе. Они кричали и размахивали руками, указывая на него; капитан выхватил пистолет, но не стрелял, у остальных не было в руках оружия(повествование от третьго лица).

Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами. Опять раздался выстрел, и он увидел одного из часовых - ружье было вскинуто, над дулом поднимался сизый дымок. Человек в воде увидел глаз человека на мосту, смотревший на него сквозь щель прицельной рамки. Он отметил серый цвет глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими. Но стрелок промахнулся (повествование от третьго лица).

Встречное течение подхватило Факуэра и снова повернуло его лицом к лесистому берегу. Позади него раздался отчетливый и звонкий голос, и звук этого голоса, однотонный и певучий, донесся по воде так внятно, что прорвал и заглушил все остальные звуки, даже журчание воды в его ушах. Факуэр, хоть и не был военным, достаточно часто посещал военные лагеря, чтобы понять грозный смысл этого нарочито мерного, протяжного напева; командир роты, выстроенной на берегу, вмешался в ход событий. Как холодно и неумолимо, с невозмутимой модуляцией, рассчитанной на то, чтобы внушить спокойствие солдатам, с обдуманной раздельностью прозвучали жестокие слова(повествование от третьго лица):

- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли! (прямая речь персонажа)

Факуэр нырнул - нырнул как можно глубже. Вода взревела в его ушах, словно то был Ниагарский водопад, но он все же услышал приглушенный гром залпа и, снова всплывая на поверхность, увидел блестящие кусочки металла, странно сплющенные, которые, покачиваясь, медленно опускались на дно. Некоторые из них коснулись его лица и рук, затем отделились, продолжая опускаться. (повествование от третьго лица)

Когда он, задыхаясь, всплыл на поверхность, он понял, что пробыл под водой долго; его довольно далеко отнесло течением - прочь от опасности. Солдаты кончали перезаряжать ружья; стальные шомполы, выдернутые из стволов, все сразу блеснули на солнце, повернулись в воздухе и стали обратно в свои гнезда. Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину - и безуспешно(повествование от третьго лица).

Беглец видел все это, оглядываясь через плечо; теперь он уверенно плыл по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль приобрела быстроту молнии (повествование от третьго лица).

'Лейтенант, - рассуждал он (повествование от третьего лица), - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься (внутренняя речь)'.

Но вот в двух ярдах от него - чудовищный всплеск и тотчас же громкий стремительный гул, который, постепенно слабея, казалось, возвращался по воздуху к форту и наконец завершился оглушительным взрывом, всколыхнувшим реку до самых глубин! Поднялась водяная стена, накренилась над ним, обрушилась на него, ослепила, задушила. В игру вступила пушка. Пока он отряхнулся, высвобождаясь из вихря вспененной воды, он услышал над головой жужжанье отклонившегося ядра, и через мгновение из лесу донесся треск ломающихся ветвей.(повествование от третьего лица)

'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр(повествование от третьего лица), - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая' (внутренняя речь).

Вдруг он почувствовал, что его закружило, что он вертится волчком (косвенная речь). Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота солдат - все перемешалось и расплылось. Предметы заявляли о себе только своим цветом. Бешеное вращение горизонтальных цветных полос - вот все, что он видел. Он попал в водоворот, и его крутило и несло к берегу с такой быстротой, что он испытывал головокружение и тошноту. Через несколько секунд его выбросило на песок левого - южного - берега, за небольшим выступом, скрывшим его от врагов. Внезапно прерванное движение, ссадина на руке, пораненной о камень, привели его в чувство, и он заплакал от радости. Он зарывал пальцы в песок, пригоршнями сыпал его на себя и вслух благословлял его. Крупные песчинки сияли, как алмазы, как рубины, изумруды: они походили на все, что только есть прекрасного на свете. Деревья на берегу были гигантскими садовыми растениями, он любовался стройным порядком их расположения, вдыхал аромат их цветов. Между стволами струился таинственный розоватый свет, а шум ветра в листве звучал, как пение золотой арфы.(повествование от третьего лица)

Свист и треск картечи в ветвях высоко над головой нарушили его грезы. Канонир, обозлившись, наугад послал ему прощальный привет. Он вскочил на ноги, взбежал по отлогому берегу и укрылся в лесу.(повествование от третьего лица)

Весь день он шел, держа направление по солнцу. Лес казался бесконечным; нигде не видно было ни прогалины, ни хотя бы охотничьей тропы. Он и не знал, что живет в такой глуши.(повествование от третьего лица)

К вечеру он обессилел от усталости и голода. Но мысль о жене и детях гнала его вперед. Наконец он выбрался на дорогу и почувствовал, что она приведет его к дому. Она была широкая и прямая, как городская улица, но, по-видимому, никто по ней не ездил. Поля не окаймляли ее, не видно было и строений. Ни намека на человеческое жилье, даже ни разу не залаяла собака. Черные стволы могучих деревьев стояли отвесной стеной по обе стороны дороги, сходясь в одной точке на горизонте, как линии на перспективном чертеже. Взглянув вверх из этой расселины в лесной чаще, он увидел над головой крупные золотые звезды - они соединялись в странные созвездия и показались ему чужими. Он чувствовал, что их расположение имеет тайный и зловещий смысл. Лес вокруг него был полон диковинных звуков, среди которых - раз, второй и снова - он ясно расслышал шепот на незнакомом языке.(повествование от третьего лица)

Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла. Он знал, что на ней черный круг - след от веревки. Глаза были выпучены, он уже не мог закрыть их. Язык распух от жажды; чтобы унять в нем жар, он высунул его на холодный воздух (повествование от третьего лица). Какой мягкой травой заросла неезженая дорога! (внутренняя речь) Он не чувствовал ее под ногами!(повествование от третьего лица)

Очевидно, несмотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь перед ним была совсем иная картина, - может быть, он просто очнулся от бреда. Он стоит у ворот своего дома. Все осталось как было, когда он покинул его, и все радостно сверкает на утреннем солнце. Должно быть, он шел всю ночь. Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья - вся изящество и благородство. Как она прекрасна! (внутренняя речь)Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него - затем мрак и безмолвие!(повествование от третьего лица)

Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей.(повествование от третьего лица)

Амброуз Бирс "Случай на мосту через Совиный ручей"
1.
Повествование от третьего лица: (автор никак не обозначен, о нем ничего не известно, он не всеведущ (что доказывают некоторые фразы), ограничен в своих знаниях и выступает как сторонний наблюдатель)
На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем 'на караул', то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища.

Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост. На другом берегу местность была открытая - пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных бревен, с бойницами для ружей и амбразурой, из которой торчало жерло наведенной на мост медной пушки. По откосу, на полпути между мостом и укреплением, выстроились зрители - рота солдат-пехотинцев в положении 'вольно': приклады упирались в землю, стволы были слегка наклонены к правому плечу, руки скрещены над ложами. Справа от строя стоял лейтенант, сабля его была воткнута в землю, руки сложены на эфесе. За исключением четверых людей на середине моста, никто не двигался. Рота была повернута фронтом к мосту, солдаты застыли на месте, глядя прямо перед собой. Часовые, обращенные лицом каждый к своему берегу, казались статуями, поставленными для украшения моста.

Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний. Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге. По кодексу военного этикета безмолвие знаменует глубокое почтение.

Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять. Судя по пальто - такое обычно носили плантаторы, - он был штатский. Черты лица правильные - прямой нос, энергичный рот, широкий лоб; черные волосы, зачесанные за уши, падали на воротник хорошо сшитого сюртука. Он носил усы и бородку клином, но щеки были выбриты; большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее. Он ничем не походил на обычного преступника. Закон военного времени не скупится на смертные приговоры для людей, не исключая и джентльменов.

Закончив приготовления, оба солдата отступили на шаг, и каждый оттащил доску, на которой стоял. Сержант повернулся к капитану, отдал честь и тут же встал позади него, после чего капитан тоже сделал шаг в сторону. В результате этих перемещений осужденный и сержант очутились на концах доски, покрывавшей три перекладины моста. Тот конец, на котором стоял штатский, почти - но не совсем - доходил до четвертой. Раньше эта доска удерживалась в равновесии тяжестью капитана; теперь его место занял сержант. По сигналу капитана сержант должен был шагнуть в сторону, доска качнуться и осужденный - повиснуть в пролете между двумя перекладинами. Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению.
Несобственно-прямая речь героя, поток сознания:
Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!

Повествование от третьего лица: (здесь автор уже не описывает происходящее со стороны, а передает события как будто глазами приговоренного)
Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях. До сих пор вода, тронутая золотом раннего солнца, туман, застилавший берега, ниже по течению - маленький форт, рота солдат, плывущее бревно - все отвлекало его. А теперь он ощутил новую помеху. Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне; в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика. То, что он слышал, было тиканье его часов.

Он открыл глаза и снова увидел воду под ногами.
Внутренний монолог героя: 'Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков'.

Повествование от третьего лица:
Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту. Сержант отступил в сторону.


2.
Повествование от третьего лица: (автор становится всеведущим, он точно знает детали, жизнь героя)
Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться. Он верил, что такой случай ему представится, как он представляется всем в военное время. А пока он делал, что мог. Не было услуги - пусть самой скромной, - которой он с готовностью не оказал бы делу Юга; не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все.

Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться. Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно исполнить его просьбу. Как только она ушла, ее муж подошел к запыленному всаднику и стал расспрашивать о положении на фронте.

Прямая речь персонажей, диалог:
- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.

- А далеко до моста? - спросил Факуэр.

- Миль тридцать.

- А наш берег охраняется?

- Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту.

- А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, - с улыбкой сказал Факуэр, - что мог бы он сделать?

Солдат задумался.

- Я был там с месяц назад, - ответил он, - и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля.

Повествование от третьего лица:
Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело, он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик федеральных войск.


3.
Повествование от третьего лица: (происходящее по большей части мы опять видим глазами самого Факуэра, однако в самом конце автор описывает смерть героя, наблюдая со стороны, тем самым обрывая все надежды читателей на хороший конец)
Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции, превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел кверху; уши ему наполнил неистовый рев; наступили холод и мрак. Мозг снова заработал; он понял, что веревка оборвалась и что он упал в воду. Но он не захлебнулся, петля, стягивающая ему горло, не давала воде заливать легкие.
Несобственно-прямая речь героя, поток сознания: Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее?
Повествование от третьего лица:
Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо далеко! По- видимому, он все еще погружался, так как свет становился слабей и слабей, пока не осталось едва заметное мерцание. Затем свет опять стал больше и ярче, и он понял, что его выносит на поверхность, понял с сожалением, ибо теперь ему было хорошо.
Внутренний монолог героя:
‘Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным'.

Повествование от третьего лица:
Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки. Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника.
Несобственно-прямая речь героя, поток сознания:
Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!
Повествование от третьего лица:
Веревка упала, руки его разъединились и всплыли, он смутно различал их в ширящемся свете. Он с растущим вниманием следил за тем, как сначала одна, потом другая ухватились за петлю на его шее. Они сорвали ее, со злобой отшвырнули.

Внутренний монолог героя:
'Наденьте, наденьте опять!'
Повествование от третьего лица:
Ему казалось, что он крикнул это своим рукам, ибо муки, последовавшие за ослаблением петли, превзошли все испытанное им до сих пор. Шея невыносимо болела; голова горела как в огне; сердце, до сих пор слабо бившееся, подскочило к самому горлу, стремясь вырваться наружу. Все тело корчилось в мучительных конвульсиях. Но непокорные руки не слушались его приказа. Они били по воде сильными короткими ударами сверху вниз, выталкивая его на поверхность. Он почувствовал, что голова его поднялась над водой; глаза ослепило солнце; грудная клетка судорожно расширилась, - и в апогее боли его легкие наполнились воздухом.

Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все, вплоть до насекомых в листве - цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, - все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды.

Он всплыл на поверхность спиной к мосту; в то же мгновение видимый мир стал медленно вращаться вокруг него, словно вокруг своей оси, и он увидел мост, укрепление на откосе, капитана, сержанта, обоих солдат - своих палачей. Силуэты их четко выделялись на голубом небе. Они кричали и размахивали руками, указывая на него; капитан выхватил пистолет, но не стрелял, у остальных не было в руках оружия.

Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами. Опять раздался выстрел, и он увидел одного из часовых - ружье было вскинуто, над дулом поднимался сизый дымок. Человек в воде увидел глаз человека на мосту, смотревший на него сквозь щель прицельной рамки. Он отметил серый цвет глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими. Но стрелок промахнулся.

Встречное течение подхватило Факуэра и снова повернуло его лицом к лесистому берегу. Позади него раздался отчетливый и звонкий голос, и звук этого голоса, однотонный и певучий, донесся по воде так внятно, что прорвал и заглушил все остальные звуки, даже журчание воды в его ушах. Факуэр, хоть и не был военным, достаточно часто посещал военные лагеря, чтобы понять грозный смысл этого нарочито мерного, протяжного напева; командир роты, выстроенной на берегу, вмешался в ход событий. Как холодно и неумолимо, с невозмутимой модуляцией, рассчитанной на то, чтобы внушить спокойствие солдатам, с обдуманной раздельностью прозвучали жестокие слова:

Прямая речь:
- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!

Повествование от третьего лица:
Факуэр нырнул - нырнул как можно глубже. Вода взревела в его ушах, словно то был Ниагарский водопад, но он все же услышал приглушенный гром залпа и, снова всплывая на поверхность, увидел блестящие кусочки металла, странно сплющенные, которые, покачиваясь, медленно опускались на дно. Некоторые из них коснулись его лица и рук, затем отделились, продолжая опускаться.

Когда он, задыхаясь, всплыл на поверхность, он понял, что пробыл под водой долго; его довольно далеко отнесло течением - прочь от опасности. Солдаты кончали перезаряжать ружья; стальные шомполы, выдернутые из стволов, все сразу блеснули на солнце, повернулись в воздухе и стали обратно в свои гнезда. Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину - и безуспешно.

Беглец видел все это, оглядываясь через плечо; теперь он уверенно плыл по течению. Мозг его работал с такой же энергией, как его руки и ноги; мысль приобрела быстроту молнии.

Внутренний монолог героя:
'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься'.

Повествование от третьего лица:
Но вот в двух ярдах от него - чудовищный всплеск и тотчас же громкий стремительный гул, который, постепенно слабея, казалось, возвращался по воздуху к форту и наконец завершился оглушительным взрывом, всколыхнувшим реку до самых глубин! Поднялась водяная стена, накренилась над ним, обрушилась на него, ослепила, задушила. В игру вступила пушка. Пока он отряхнулся, высвобождаясь из вихря вспененной воды, он услышал над головой жужжанье отклонившегося ядра, и через мгновение из лесу донесся треск ломающихся ветвей.

Внутренний монолог героя:
'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая'.

Повествование от третьего лица:
Вдруг он почувствовал, что его закружило, что он вертится волчком. Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота солдат - все перемешалось и расплылось. Предметы заявляли о себе только своим цветом. Бешеное вращение горизонтальных цветных полос - вот все, что он видел. Он попал в водоворот, и его крутило и несло к берегу с такой быстротой, что он испытывал головокружение и тошноту. Через несколько секунд его выбросило на песок левого - южного - берега, за небольшим выступом, скрывшим его от врагов. Внезапно прерванное движение, ссадина на руке, пораненной о камень, привели его в чувство, и он заплакал от радости. Он зарывал пальцы в песок, пригоршнями сыпал его на себя и вслух благословлял его. Крупные песчинки сияли, как алмазы, как рубины, изумруды: они походили на все, что только есть прекрасного на свете. Деревья на берегу были гигантскими садовыми растениями, он любовался стройным порядком их расположения, вдыхал аромат их цветов. Между стволами струился таинственный розоватый свет, а шум ветра в листве звучал, как пение золотой арфы.

Свист и треск картечи в ветвях высоко над головой нарушили его грезы. Канонир, обозлившись, наугад послал ему прощальный привет. Он вскочил на ноги, взбежал по отлогому берегу и укрылся в лесу.

Весь день он шел, держа направление по солнцу. Лес казался бесконечным; нигде не видно было ни прогалины, ни хотя бы охотничьей тропы. Он и не знал, что живет в такой глуши.

К вечеру он обессилел от усталости и голода. Но мысль о жене и детях гнала его вперед. Наконец он выбрался на дорогу и почувствовал, что она приведет его к дому. Она была широкая и прямая, как городская улица, но, по-видимому, никто по ней не ездил. Поля не окаймляли ее, не видно было и строений. Ни намека на человеческое жилье, даже ни разу не залаяла собака. Черные стволы могучих деревьев стояли отвесной стеной по обе стороны дороги, сходясь в одной точке на горизонте, как линии на перспективном чертеже. Взглянув вверх из этой расселины в лесной чаще, он увидел над головой крупные золотые звезды - они соединялись в странные созвездия и показались ему чужими. Он чувствовал, что их расположение имеет тайный и зловещий смысл. Лес вокруг него был полон диковинных звуков, среди которых - раз, второй и снова - он ясно расслышал шепот на незнакомом языке.

Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла. Он знал, что на ней черный круг - след от веревки. Глаза были выпучены, он уже не мог закрыть их. Язык распух от жажды; чтобы унять в нем жар, он высунул его на холодный воздух.
Несобственно-прямая речь героя, поток сознания:
Какой мягкой травой заросла неезженая дорога!
Повествование от третьего лица:
Он не чувствовал ее под ногами! Очевидно, несмотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь перед ним была совсем иная картина, - может быть, он просто очнулся от бреда. Он стоит у ворот своего дома. Все осталось как было, когда он покинул его, и все радостно сверкает на утреннем солнце. Должно быть, он шел всю ночь. Толкнув калитку и сделав несколько шагов по широкой аллее, он видит воздушное женское платье; его жена, свежая, спокойная и красивая, спускается с крыльца ему навстречу. На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья - вся изящество и благородство.
Несобственно-прямая речь героя, поток сознания:
Как она прекрасна!
Повествование от третьего лица:
Он кидается к ней, раскрыв объятия. Он уже хочет прижать ее к груди, как вдруг яростный удар обрушивается сзади на его шею; ослепительно-белый свет в грохоте пушечного выстрела полыхает вокруг него - затем мрак и безмолвие!

Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей.

1 часть
Преимущественно представлено стандартное повествование от 3-го лица. Например: «На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним», «Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом», «Капитан, скрестив руки, молча следил за работой своих подчиненных, не делая никаких указаний» и т.п).
Но встречаются и другие формы повествования:

• Несобственно-прямая речь («Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению. Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!»)

• Внутренний монолог героя («Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков»)

2 часть
Так же основную часть составляет повествование от 3-его лица («Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан», «Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться», «Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал» и т.п.)

Кроме того, присутствует прямая речь персонажей (диалог):

- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.
- А далеко до моста? - спросил Факуэр.
- Миль тридцать.
- А наш берег охраняется?
- Только сторожевой пост на линии в полумиле от реки да часовой на мосту.
- А если бы какой-нибудь кандидат висельных наук, и притом штатский, проскользнул мимо сторожевого поста и справился бы с часовым, - с улыбкой сказал Факуэр, - что мог бы он сделать?
- Я был там с месяц назад, - ответил он, - и помню, что во время зимнего разлива к деревянному устою моста прибило много плавника. Теперь бревна высохли и вспыхнут, как пакля.

3 часть
Преобладает повествование от 3-го лица («Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый», «Он не делал сознательных усилий, но по острой боли в запястьях догадался, что пытается высвободить руки», «Он всплыл на поверхность спиной к мосту; в то же мгновение видимый мир стал медленно вращаться вокруг него, словно вокруг своей оси, и он увидел мост, укрепление на откосе, капитана, сержанта, обоих солдат - своих палачей» и т.п.)

Есть и другие формы повествования:
• Несобственно-прямая речь («Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо далеко!»,  «Он стал внимательно следить за своими попытками, равнодушный к исходу борьбы, словно праздный зритель, следящий за работой фокусника. Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!», «Какой мягкой травой заросла неезженая дорога!», «На нижней ступеньке она останавливается и поджидает его с улыбкой неизъяснимого счастья - вся изящество и благородство. Как она прекрасна!»)

• Внутренний монолог героя  («Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным», «Наденьте, наденьте опять!», «Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься», «Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая»)
• Прямая речь персонажа («Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!»)

1 часть
1. Преобладает повествование от 3-го лица
Например: «На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен…», «Справа от строя стоял лейтенант, сабля его была воткнута в землю, руки сложены на эфесе. За исключением четверых людей на середине моста, никто не двигался. Рота была повернута фронтом к мосту, солдаты застыли на месте, глядя прямо перед собой. Часовые, обращенные лицом каждый к своему берегу, казались статуями, поставленными для украшения моста…», «Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом. По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост. На другом берегу местность была открытая - пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных бревен, с бойницами для ружей и амбразурой, из которой торчало жерло наведенной на мост медной пушки…» и т.д.
2. Внутренний монолог героя: «Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!»
3. Внутренняя прямая речь: «Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков»

2 часть
1. Также в основном повествование от 3-го лица: «Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться…» «Однажды вечером, когда Факуэр сидел с женой на каменной скамье у ворот своей усадьбы, к ним подъехал солдат в серой форме и попросил напиться. Миссис Факуэр с величайшей охотой отправилась в дом, чтобы собственноручно исполнить его просьбу…»
2. Прямая речь героев:
«- Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.

- А далеко до моста? - спросил Факуэр.

- Миль тридцать.

- А наш берег охраняется?

…»

3 часть
1. Повествование от 3-го лица:
«Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый. Очнулся он... - через тысячелетие, казалось ему... - от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья. Мучительные, резкие боли словно отталкивались от его шеи и расходились по всему телу. Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови…» (автор описывает все глазами героя) и т.д.
2. Внутренний монолог героя: «Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо далеко…»
3. Внутренняя прямая речь: «Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным'.»
4. Прямая речь героев: «- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!»

Первая часть

- Преобладает повествование от 3-его лица:
- 1) «Он оценил по достоинству простоту и практичность этого способа. Ему не закрыли лица и не завязали глаз. Он взглянул на свое шаткое подножие, затем обратил взор на бурлящую речку, бешено несущуюся под его ногами. Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению.» (мнение героя)
- 2) «Позади одного из часовых никого не было видно; на сотню ярдов рельсы убегали по прямой в лес, затем скрывались за поворотом»
- 3) «Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять…»
- 4) «Когда эти мысли, которые здесь приходится излагать словами, сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу, капитан сделал знак сержанту..»

- Автор-повествователь:
- 1) «…стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним…»
- 2) «По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост…»
- 3) «Человеку, которому предстояло быть повешенным, было на вид лет тридцать пять.»
- 4) «Он закрыл глаза, стараясь сосредоточить свои последние мысли на жене и детях.»
- 5) Всеведущий повествователь - «Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом.»

- Внутренний монолог: Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!»

- Внутренняя прямая речь героя: «Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега…»

Вторая часть  

- Всеведущий - Автор-повествователь 1) «Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан.»
- 2) «По некоторым не зависящим от него обстоятельствам…»
- 3) «Это был лазутчик федеральных войск.»

- Прямая речь героев: 
1) Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.
2) «А далеко до моста?»- спросил Факуэр.
3) «Миль тридцать»

Третья часть

- Автор-повествователь:
- 1) «К вечеру он обессилел от усталости и голода… Наконец он выбрался на дорогу и почувствовал, что она приведет его к дому. Она была широкая и прямая, как городская улица, но, по-видимому, никто по ней не ездил.»
- 2) «Очевидно, несмотря на все мучения, он уснул на ходу, потому что теперь перед ним была совсем иная картина, - может быть, он просто очнулся от бреда…Должно быть, он шел всю ночь.»
- 3) «Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей.»

- Повествование от 3-его лица (преобладает):
- 1) «Очнулся он... от острой боли в сдавленном горле, за которой последовало ощущение удушья.»
- 2) «Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара.»
- 3) «Он почувствовал, что голова его поднялась над водой»
- 4)«Тем временем оба часовых снова выстрелили по собственному почину - и безуспешно.»

- Внутренний монолог :
- 1) «Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее? Он открыл глаза в темноте и увидел над головой слабый свет, но как далеко, как недосягаемо далеко!»
- 2) «Какой мягкой травой заросла неезженая дорога!»

- Внутренняя прямая речь героя:
- 1) «Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным»
- 2) «Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела...»
- Косвенная речь:
- 1) «Он отметил серый цвет глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими.»
- 2) «Шея сильно болела, и, дотронувшись до нее, он убедился, что она страшно распухла.»

- Прямая речь героев:
- 1)«- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!»

1)Часть 1
Повествование от 3 лица
Сначала в нем различим только голос нейтрального повествователя. Он владеет подробными географическими и пространственными сведениями (“в северной части Алабамы”, “в двадцати футах под ним”, на сотню ярдов рельсы убегали…“, “местность была открытая - пологий откос упирался в частокол из вертикально вколоченных бревен”), делится с читателем замечаниями, которые могут быть неочевидны, но важны для рассказа: “такое обычно носили плантаторы” (Пэйтон - южанин), “закон военного времени не скупится на смертные приговоры…” (речь о Гражданской войне), “по кодексу военного этикета безмолвие знаменует глубокое почтение”. Можно быть уверенными, что это сторонний наблюдатель, и по словам “за исключением четверых людей на середине моста…”, так как Пэйтон Факуэр находится среди этих четырех. Фраза “большие темно-серые глаза выражали доброту, что было несколько неожиданно в человеке с петлей на шее” также указывает на обособленность наблюдателя от остальных фигур рассказа: кому глаза героя могли показаться добрыми (это не объективный факт действительности)? - самому повествователю, а не Повествователь детально описывает не пейзаж, а собравшихся около моста людей: стояли они “на караул” или “вольно” (с пояснениями, что эти положения означают), “скрестив руки” или “глядя перед собой”.тем, кто готовился повесить Пэйтона.

Несобственно-прямая речь
“Он заметил пляшущее в воде бревно и проводил его взглядом вниз по течению. Как медленно оно плыло! Какая ленивая река!”. Последние два предложения здесь - мысли героя.

Внутренний монолог (внутренняя речь)
После обрисовки капитана меняется точка зрения, и выражается убеждение, не принадлежащее повествователю: “Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге”. Это похоже на отражение сознания, даже бессознательного, людей, которые регулярно имеют дело со смертью - собравшимся на мосту солдатам.

Далее происходит совмещение голосов повествователя и героя. Повествование ведется в 3 лице, но ощущения принадлежат Пэйтону, перед читателем предстает его сознание (“назойливый”, “мучительный” - эти слова стилистически окрашены и не отражают художественную действительность, значит, не принадлежат повествователю). “То, что он слышал, было тиканье его часов” - благодаря этому уточнению ясно, что Пэйтон воспринимает мир иначе (часы тикают мерно, не меняя темпа) и что сказанное перед этим - голос героя.
(“Какой-то звук, назойливый и непонятный, перебивал его мысли о близких, резкое, отчетливое металлическое постукивание, словно удары молота по наковальне; в нем была та же звонкость. Он прислушивался, пытаясь определить, что это за звук и откуда он исходит; он одновременно казался бесконечно далеким и очень близким. Удары раздавались через правильные промежутки, но медленно, как похоронный звон. Он ждал каждого удара с нетерпением и, сам не зная почему, со страхом. Постепенно промежутки между ударами удлинялись, паузы становились все мучительнее. Чем реже раздавались звуки, тем большую силу и отчетливость приобретали. Они, словно ножом, резали ухо; он едва удерживался от крика”).

“Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков”. Это не прямая речь, так как мысли героя не стали объективным фактом (не были озвучены), они существуют только в его сознании.

В целом мысли про металлический стук, его комментарий о "ленивой" реке и слова, начиная с “Высвободить бы только руки…” можно считать потоком сознания. Они ничем не связаны между собой, кроме последовательности, и повествователь сообщает об их невероятной скорости: “сложились в сознании обреченного, точнее - молнией сверкнули в его мозгу”.

2)Часть 2
Повествование от 3 лица, прямая речь персонажей
Первая форма - со слов “Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор…” до речи солдата и последний абзац.
Прямая речь представлена в форме диалога со вставками речи повествователя (“с улыбкой сказал Факуэр”, “солдат задумался”).

Несобственно-авторская речь
Авторская речь в отдельных местах уподобляется речи Пэйтона, его голос монологическую речь повествователя (“ряды храброго войска”, “увлекательной жизни воина”, “воина в душе” - Факуэр считает участие в гражданской войне интересным и достойным занятием и хочет, чтобы статус не-военного не был к нему помехой).

Внутренний монолог (внутренняя речь)
“Он верил, что такой случай ему представится, как он представляется всем в военное время” - последнее придаточное предложение отражает обнадеживающие мысли Пэйтона, жаждущего отличиться, а не повествователя.

3)Часть 3
Внутренняя речь
Можно предположить, что до слов “наступили холод и мрак” Пэйтон был еще жив. Повествователем описаны объективные факты: он “очнулся” от боли, его тело двигалось в воздухе (“он… качался по немыслимой дуге колебаний”). Речь о герое ведется в 3 лице, но это почти чистое описание ощущений и чувств  Факуэра (“через тысячелетие, казалось ему”, и с “мучительные…” до “неистовый рев”).

Поток сознания
“Падая в пролет моста, Пэйтон Факуэр потерял сознание и был уже словно мертвый”. - “Пэйтон Факуэр был мертв; тело его с переломанной шеей мерно покачивалось под стропилами моста через Совиный ручей”. Это начало и конец третьей части, слова повествователя, отражающие художественную действительность. Кроме указанной выше внутренней речи (то есть начиная с “Мозг снова заработал; он понял, что веревка оборвалась…”, так как мы знаем, что веревка не оборвалась), всё, что между этими двумя предложениями, - предсмертная агония, за доли секунды проносящиеся в лихорадочном сознании Факуэра мысли. Фактически это поток сознания, но в его рамках можно выделить разные формы.
---Внутренний монолог. Подавляющее число текста в этой части - повествование в 3 лице, но описываются исключительно мысли и чувства Факуэра, это его точка зрения, а не видение происходящего повествователем; он только облекает в свои слова то, что испытывает Пэйтон (“он понял, что его выносит на поверхность”, “теперь он полностью владел своими чувствами”).
Иногда используются кавычки, в этой части есть отрывки без “примеси” авторских слов ('Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным', 'Наденьте, наденьте опять!', 'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься', 'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая').
Отдельно можно выделить предложения с вводными словами, обозначающими степень уверенности (“По- видимому, он все еще погружался…”, “Очевидно, несмотря на все мучения, он уснул на ходу…”, “...может быть, он просто очнулся от бреда”, “Должно быть, он шел всю ночь…”). Во второй части их нет, в первой они относятся к видению пространства повествователем (“По всей вероятности, в той стороне находился сторожевой пост”). В третьей части неуверенность относится к самому герою, который не вполне понимает, что с ним происходит.
---Несобственно-прямая речь, совмещение речи героя и повествователя (“Смерть через повешение на дне реки! Что может быть нелепее?”, “Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!”, “Какой мягкой травой заросла неезженая дорога! Он не чувствовал ее под ногами!”, “Как она прекрасна!”). Не выделена кавычками в тексте, проецирует мысли героя и находится в окружении предложений с повествованием в 3 лице.
---Прямая речь: “- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!”, но, опять же, произносится это только в голове Пэйтона.

Часть первая:

Нейтральный повествователь: На железнодорожном мосту, в северной части Алабамы, стоял человек и смотрел вниз, на быстрые воды в двадцати футах под ним. Руки у него были связаны за спиной. Шею стягивала веревка. Один конец ее был прикреплен к поперечной балке над его головой и свешивался до его колен. Несколько досок, положенных на шпалы, служили помостом для него и для его палачей двух солдат федеральной армии под началом сержанта, который в мирное время скорее всего занимал должность помощника шерифа. Несколько поодаль, на том же импровизированном эшафоте, стоял офицер в полной капитанской форме, при оружии. На обоих концах моста стояло по часовому с ружьем 'на караул', то есть держа ружье вертикально, против левого плеча, в согнутой под прямым углом руке, - поза напряженная, требующая неестественного выпрямления туловища.

Внутренняя речь: Смерть - высокая особа, и если она заранее оповещает о своем прибытии, ее следует принимать с официальными изъявлениями почета; это относится и к тем, кто с ней на короткой ноге.

Внутренний монолог: 'Высвободить бы только руки, - подумал он, - я сбросил бы петлю и прыгнул в воду. Если глубоко нырнуть, пули меня не достанут, я бы доплыл до берега, скрылся в лесу и пробрался домой. Мой дом, слава богу, далеко от фронта; моя жена и дети пока еще недосягаемы для захватчиков'.

Часть вторая:

Нейтральный повествователь: Пэйтон Факуэр, состоятельный плантатор из старинной и весьма почтенной алабамской семьи, рабовладелец и, подобно многим рабовладельцам, участник политической борьбы за отделение южных штатов, был ярым приверженцем дела южан. По некоторым не зависящим от него обстоятельствам, о которых здесь нет надобности говорить, ему не удалось вступить в ряды храброго войска, несчастливо сражавшегося и разгромленного под Коринфом, и он томился в бесславной праздности, стремясь приложить свои силы, мечтая об увлекательной жизни воина, ища случая отличиться. Он верил, что такой случай ему представится, как он представляется всем в военное время. А пока он делал, что мог. Не было услуги - пусть самой скромной, - которой он с готовностью не оказал бы делу Юга; не было такого рискованного предприятия, на которое он не пошел бы, лишь бы против него не восставала совесть человека штатского, но воина в душе, чистосердечно и не слишком вдумчиво уверовавшего в неприкрыто гнусный принцип, что в делах любовных и военных дозволено все.

Прямая речь: - Янки восстанавливают железные дороги, - сказал солдат, - и готовятся к новому наступлению. Они продвинулись до Совиного ручья, починили мост и возвели укрепление на своем берегу. Повсюду расклеен приказ, что всякий штатский, замеченный в порче железнодорожного полотна, мостов, туннелей или составов, будет повешен без суда. Я сам читал приказ.

- А далеко до моста? - спросил Факуэр.

- Миль тридцать.

- А наш берег охраняется?

Нейтральный повествователь: Тут вернулась миссис Факуэр и дала солдату напиться. Он учтиво поблагодарил ее, поклонился хозяину и уехал. Час спустя, когда уже стемнело, он снова проехал мимо плантации в обратном направлении. Это был лазутчик федеральных войск.
Часть третья:

Поток сознания: Они мчались по точно намеченным разветвлениям, пульсируя с непостижимой частотой. Они казались огненными потоками, накалявшими его тело до нестерпимого жара. До головы боль не доходила - голова гудела от сильного прилива крови. Мысль не участвовала в этих ощущениях. Сознательная часть его существа уже была уничтожена; он мог только чувствовать, а чувствовать было пыткой. Но он знал, что движется. Лишенный материальной субстанции, превратившись всего только в огненный центр светящегося облака, он, словно гигантский маятник, качался по немыслимой дуге колебаний. И вдруг со страшной внезапностью замыкающий его свет с громким всплеском взлетел кверху; уши ему наполнил неистовый рев; наступили холод и мрак.


Внутренний монолог: 'Быть повешенным и утопленным, - подумал он, - это еще куда ни шло; но я не хочу быть пристреленным'.

Замещенная речь: Какая изумительная ловкость! Какая великолепная сверхчеловеческая сила! Ах, просто замечательно! Браво!

Внутренний монолог: 'Наденьте, наденьте опять!'

Внутренняя речь: Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все, вплоть до насекомых в листве - цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, - все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды.

Нейтральный повествователь: Вдруг он услышал громкий звук выстрела, и что-то с силой ударило по воде в нескольких дюймах от его головы, обдав ему лицо брызгами. Опять раздался выстрел, и он увидел одного из часовых - ружье было вскинуто, над дулом поднимался сизый дымок. Человек в воде увидел глаз человека на мосту, смотревший на него сквозь щель прицельной рамки. Он отметил серый цвет глаза и вспомнил, что серые глаза считаются самыми зоркими. Но стрелок промахнулся.

Прямая речь: Как холодно и неумолимо, с невозмутимой модуляцией, рассчитанной на то, чтобы внушить спокойствие солдатам, с обдуманной раздельностью прозвучали жестокие слова:

- Рота, смирно!.. Ружья к плечу!.. Целься... Пли!

Внутренний монолог: 'Лейтенант, - рассуждал он, - допустил ошибку, потому что действовал по шаблону; больше он этого не сделает. Увернуться от залпа так же легко, как от одной пули. Он, должно быть, уже скомандовал стрелять вразброд. Плохо, от всех не спасешься'. 'Больше они этого не сделают, - думал Факуэр, - теперь они пустят в ход картечь. Нужно следить за пушкой; меня предостережет дым - звук ведь запаздывает; он отстает от выстрела. А пушка хорошая'.

Поток сознания: Вода, оба берега, лес, оставшийся далеко позади мост, укрепление и рота солдат - все перемешалось и расплылось. Предметы заявляли о себе только своим цветом. Бешеное вращение горизонтальных цветных полос - вот все, что он видел. Он попал в водоворот, и его крутило и несло к берегу с такой быстротой, что он испытывал головокружение и тошноту.